– Ты все слишком усложняешь. Из-за этого тебя и схватят.
– Все равно ты этого не узнаешь, доктор. Потому что будешь мертва. Или… один звоночек Виктору Пэтчоку, и, так и быть, я подарю тебе жизнь, – Зэкери внимательно разглядывал этикетку на бутылке. – Так это Тимоти Кид сказал тебе про вино? В ту ночь, в магазине, он следил за мной?
Джоанна отхлебнула немного вина.
– Эти вопросы сводили тебя с ума, не так ли? Как Тимоти Кид мог узнать тебя? Что ты сделал не так?
– Он нашел меня недалеко от места преступления.
– Вот и нет. Тогда тело еще не нашли. Нет, самое странное было в том, что
– Все еще тянешь время? Ты что, думаешь, что за тобой приедет спасательная бригада? Очень странно, похоже, что в своем желании спасти весь мир ты одинока, – Зэкери зевнул. – Давай поскорей закончим с этим, ладно? – Он направил пистолет ей в лицо.
– На самом деле я как раз собиралась сделать тебе комплимент.
Джоанна знала, что Зэкери опустит пистолет.
– Идея была блестящая, – сказала она. – И ты почти осуществил ее – тебе чуть не удалось развалить судебную систему.
– Надо признать, не без помощи Союза гражданских свобод.
– Да, очень мило, – Джоанна смотрела, как поднимается и опускается грудь Рикера – это ее успокаивало.
– Не обязательно убивать его, доктор. Выбирай: Рикер или Виктор, – Зэкери понадобилась свободная рука, и он некоторое время колебался, какую освободить: ту, что держала пистолет или бокал. Наконец, решившись, Зэкери положил пистолет на диван и налил себе еще вина. – Может, я зря тебя тороплю. Из всех моих жертв только с тобой интересно беседовать.
– А как же мой друг Тимоти?
– О, скука смертная. Хотя, честно сказать, когда ты сидишь с перерезанной глоткой и истекаешь кровью, тут уж не до бесед, – Зэкери поднял стакан и вдруг выпустил его из рук. На его лице было написано удивление: пальцы не хотели подчиняться. Вино вылилось на диван и расползлось огромным красным пятном.
Это напомнило Джоанне ее приемную и кресло, насквозь пропитанное кровью Тимоти.
– Кажется, я набрался, – глупо улыбнулся Зэкери.
– Нет, это не от этого, – Джоанна покачала головой и посмотрела на свой бокал. – Такое плохое вино. Ни ты, ни Тимоти совсем не разбираетесь в вине – в этом вы с ним похожи. Думаю, мои химикаты даже несколько улучшили вкус.
Зэкери с трудом мог держать глаза открытыми. На его щеках появился румянец, было трудно сфокусировать взгляд. Только сейчас он понемногу начал осознавать, что она сделала. Зэкери сделал неловкую попытку подняться. Паника только все усугубляла.
– Ты всыпала что-то в вино и опоила меня, – его рука потянулась к пистолету, но поднять его не могла. – Ты дала мне снотворное.
– Я размышляла над таким способом, – произнесла Джоанна. – Я уже давно принимаю снотворные и привыкла к ним, но твоя масса тела крупнее. Поэтому я не могла рассчитывать на то, что продержусь дольше тебя. Ты мог проснуться первым. Нет, я не усыпила тебя… Я убила тебя. Впрыснула в бутылку яд шприцем через пробку. Простые планы срабатывают лучше всего.
– Но ты ведь тоже пила…
– Я убила нас обоих. Другого выхода не было, – Джоанна сидела тихо, смиряясь с последними минутами жизни Тимоти Кида, переживая их вместе с ним. Еще какое-то время она могла дышать, жить.
Чем больше Иэн Зэкери дергался, тем быстрее умирал. Красное пятно от вина расползалось по дивану, точно кровь Тимоти. Она не готовила подобную картину осуществления правосудия. Так далеко она не задумывалась, иначе упала бы в обморок, когда воткнула шприц с ядом в пробку.
Голова Зэкери склонилась набок, и он уставился на Джоанну с немым вопросом на лице. От мышечного спазма, предвестника и ее смерти, тело Зэкери внезапно напряглось. Затем его несколько раз тряхнуло, и он замер. Его не стало.
Джоанна осталась одна.
Когда она почувствовала, как земля уплывает из-под ног, вместо ожидаемой эйфории пришла паника. Джоанна Аполло, склонная к суициду, жалела о потерянной жизни, неотвратимо погружаясь в неизвестность. Словно прыжок с обрыва – ты знаешь, что уже не вернуться на кручу и просто отдаешься свободному полету. Как жесток этот долгий спуск из благодати, столько времени для сожаления!
Наступил последний спазм, и бокал выпал у нее из рук. Тело приготовилось к смерти, и только, из последних сил цепляясь за уходящую жизнь, не хотело умирать сожаление.
Из раны на затылке Рикера шла кровь – признак, того, что он был жив. Мэллори держала руку на его пульсе, пока звонила 911:
– Полицейский ранен, – сообщила она, зная, что тогда они приведут лучших врачей.
Отпустив его руку, которая тут же беспомощно упала на пол, Мэллори поднялась с пола и прошлась по комнате, осматривая новое место преступления, которое принадлежало ей одной. Кровь Рикера на бутылке вина, его украденный пистолет в руке Зэкери. Значит, доктор проиграла ему пистолет, не успев даже выстрелить, что ж, вполне предсказуемо. Перочинный нож, орудие Косаря, лежал у ног Зэкери – одно дело закрыто. Что еще? Пятно от пролитого вина, разбитое стекло возле кресла доктора. Никаких видимых ранений, все понятно – яд. Убийство и самоубийство.
Нет, не все так просто. Было несколько деталей, которые бросались в глаза.
И вдруг вся сцена предстала перед Мэллори в истинном свете. Ее уверенность вдребезги разбилась о правду и собственную ошибку: она недооценила чувства, которые доктор испытывала к Рикеру.
Рикер застонал, и Мэллори обернулась к нему. Все свидетельствовало о том, что он скоро очнется: едва уловимые сокращения мышц лица, подергивание конечностей. Чтобы предотвратить ужасную сцену, Мэллори поспешила выключить свет; когда Рикер откроет глаза, он не должен увидеть перед собой бледное застывшее лицо Джоанны Аполло.
Вытащив его тело в коридор, детектив вернулась разобраться с местом преступления: кое-что надо было изменить. Мэллори собиралась совершить то, что согласно ее внутренним законам полицейского, считалось предательством.
Она не могла удалить с места преступления украденный пистолет Рикера: Джек Коффи знал, кто его взял, он захочет увидеть его в списке предметов, найденных в гостиничном номере. Тогда Мэллори решила спрятать оружие в шкафу. Теперь стало менее очевидно, что самоубийство было второй альтернативой доктора Аполло. Затем одной рукой Мэллори вытерла лицо женщины, определенно любившей жизнь и оставившей неопровержимое доказательство этому – мокрое от слез лицо.
Мэллори стерла все следы слез.
Рикер никогда не узнает и не станет винить себя.
Когда приехала скорая, Мэллори стояла на коленях возле Рикера, поддерживая его голову, обнимая.
– Все отлично, все просто замечательно, – говорила она, врала ему прямо в глаза.
