Глава девятнадцатая
Ее друг не появился.
Вот что можно было подумать об этой женщине, одиноко сидящей за столиком неподалеку от стойки, старающейся растянуть «Кровавую Мэри» на весь вечер: обыкновенная молодая служащая ждет мужчину, с которым назначено свидание. Пожалуй, чуть более привлекательная, чем большинство, и самоуверенная. Чуть более броско одета. Явилась сюда не из конторы, это уж точно.
Ей удалось занять столик с видом на входную дверь, и она ждет, с беспокойством поглядывая туда.
Но мужчина появляется сзади и придвигает стул к ее стулу. Она задается вопросом, долго ли он наблюдал за ней. Он в черном кожаном пиджаке, тонком черном свитере с глухим воротом и защитного цвета брюках. Едва сев, мужчина начинает вертеть массивный перстень на мизинце.
– Клэр, – произносит он. – Как приятно вас видеть.
Воглер неотрывно смотрит на нее своими зелеными глазами. У Клэр на миг возникает ощущение, что он все знает, видит проводки, прикрепленные липкой лентой к ее коже, и предательство в ее сердце.
– Привет, Кристиан, – отвечает она.
С полудня до вечера Конни заставляла Клэр репетировать свою легенду в последний раз. Кто ты? Почему ты здесь? Чего ты хочешь?
Но Клэр занимал более важный вопрос. Работая у Генри, она на каждом задании меняла голос или акцент. Для практики и иных целей.
Теперь она не могла вспомнить, кем была та Клэр, с которой встретился Воглер, – американкой или англичанкой. Легенда, разумеется, достаточно гибкая, ее можно приспособить и к тому, и к другому. Проблема заключалась в том, заметит ли он непоследовательность.
Она держалась американкой. То ли это правильный выбор, то ли Кристиан не так уж хорошо помнит ее.
– Вы даже красивее, чем мне казалось, – говорит он и наклоняется к Клэр, чтобы поцеловать в щеку.
Кожаный пиджак трется об нее, он мягкий, словно паутина, и она вспоминает, как Бесси, вегетарианка, говорила ей, что такая мягкая кожа делается из шкур нерожденных телят.
– Спасибо, – отвечает Клэр. Как бы реагировал ее персонаж? – Однако я предпочла бы, чтобы вы не лгали мне даже ради комплимента.
Не хватила ли она через край? Но Воглер улыбается ее колючести.
– Это не ложь, – произносит он. – Я не лгу в серьезных делах.
Пока они заказывают напитки, в разговоре наступает пауза. Клэр касается затылка, лениво поглаживает непривычную щетину. Парикмахер, у которого она была днем, убеждал ее не укорачивать волосы, говорил, что прежними они уже не вырастут. Но Клэр оставалась непреклонной, и в конце концов парикмахер сделал то, что она просила. Пряди влажных волос падали мимо ее глаз, будто снежинки.
Короткая прическа, как у его жены. Незначительная деталь, но, возможно, именно она сыграет решающую роль.
Фрэнк, сидевший в зале ожидания парикмахерской, наблюдал за ее отражением в зеркале, его суровые глаза помягчели, очевидно, от жалости.
Пока парикмахер стриг и подравнивал, у Клэр было ощущение, что она наконец-то переходит из зоны влияния Конни в зону детектива. От идей к действию. Больше никаких чтений или репетиций.
Начинается представление.
– Это… странно, – неуверенно бормочет Клэр.
– Странно? В каком смысле?
– Встретиться… так сказать, уже будучи столь… близкими. Словно просыпаешься рядом с незнакомцем и ведешь речь о завтраке.
Небрежно поставленный под стеклянный столик рюкзак Клэр передает наблюдателям изображение и звук. Снаружи, в машине с аппаратурой, Конни, услышав одну из своих реплик, легко вставленную в сценарий, одобрительно кивает.
Фрэнк прав. Эта девчонка умеет играть.
Кристиан неотрывно смотрит ей в глаза.
– А такое случается? Пробуждение с незнакомцем?
– Нет-нет. Я просто имела в виду… в общем, да. Не без того. – Она опускает голову. – Пожалуй, чаще случалось в моей разгульной юности.
– Вы не кажетесь мне такой уж разгульной.
– Внешность бывает обманчивой.
– Думаю, ваша – нет.
Персонаж Клэр легко сердится на предположение, что он так легко ее раскусил.
– О? И что говорит вам моя внешность?
Воглер протягивает руку и мягко поворачивает ее голову так, чтобы созерцать профиль. Клэр ничего не может поделать: от прикосновения его пальцев она чуть вздрагивает. Он как будто не замечает этого.
– Я вижу женщину… красивую, но несчастную, – произносит Воглер. – Это так, верно?
– Не заблуждайтесь на мой счет, – едко отвечает Клэр. – Я не отчаянная одиночка, ищущая мужчину.
– Я не это имел в виду.
– Вряд ли кто в этом зале делал то, что я.
– «Столько помню я, словно мне тысяча лет…»?
– Именно.
– Иногда, – рассудительно говорит он, – в действительности нам не хочется того, о чем мы фантазируем.
– А иногда знаем, чего на самом деле хотим, но нам нужна помощь, чтобы добиться этого.
– Большинство людей сказали бы, что запреты существуют для нашего блага.
– Мы с вами отличаемся от большинства.
– Это верно, – соглашается Воглер.
Клэр уверенно встречает взгляд его зеленых глаз.
– У нас есть наши фантазии.
Через секунду Воглер качает головой.
– Нет, – говорит он. – Те фантазии были вашими, не моими.
В машине с аппаратурой Фрэнк и Конни смотрят друг на друга.
– Да. Вашими. Их писали вы.
Клэр недоумевает, атмосфера внезапно переменилась непонятно почему.
– Конечно, – продолжает Кристиан. – Вы объяснили мне, чего хотите, и я пошел вам навстречу. Я переводчик. Постоянно работаю с чувствами, стилями других людей, например Бодлера.
– Но ведь вам нравится Бодлер, – бормочет Клэр в замешательстве.
– Да? О, у этого поэта есть игра слов, которая делает его интересным для меня на техническом уровне. Вот чем он меня привлекает: трудностью задачи. – Кристиан Воглер берет горсть крендельков с тарелки на столе. – Не нужно воспринимать эту юношескую вселенскую скорбь всерьез.
– Понятно, – кивает Клэр, хотя ей не совсем ясно, что она понимает.
– Послушайте, Клэр, – продолжает Воглер уже мягче. – Я хотел встретиться с вами, потому что вы правы, говоря, что у нас есть кое-что общее. Как и вы, я потерял очень близкого человека.
– Знаю. Я читала в газетах…
– Я говорю не о смерти Стеллы, не только. Терять ее я начал задолго до этого. – Он вздыхает. – Возможно, будь она жива, мы смогли бы разобраться с нашими проблемами. Это один из многих вопросов, ответить на которые теперь никогда не сумею. Но речь о том, что, подобно вам, я знаю, что такое горе. И знаю, как легко можно позволить ему сломить тебя. Ты испытываешь ошеломляющее чувство вины за то, что остался в живых. Хочешь наказать себя… или, возможно, в вашем случае, найти кого-то, кто будет тебя наказывать. Но приходит время, когда нужно забыть о своей вине и гневе на себя. Жизнь продолжается, но только если ты позволяешь ей.
Клэр кивает. На репетициях они не рассматривали такого поворота событий.
