чего создавалось впечатление, будто под ней копошится целая армия мелких грызунов, а рядом с которой по-прежнему бродили голодные дворняги и заискивающе глядели мне в глаза. Не требовалось большой прозорливости, чтобы догадаться, – аудиенция окончена. Я смотрел вслед удаляющемуся подвижнику и видел его прямую спину, высоко вскинутую голову, сотрясаемые в беззвучных рыданиях покатые плечи, в содрогании которых угадывался переживаемый им неподдельный духовный экстаз. Я так и не получил ответа на мучивший меня вопрос. Несколько секунд я колебался, сдерживая желание, чтобы не закричать: «Старче! Как же всё-таки спастись от тягостной душевной тоски?» Видит Бог, я боролся с собой что было сил, и всё же гордыня перевесила, и я заорал как резаный, отчего пес, что бесцеремонно обнюхивал мои сандалии, пребывая в полной готовности уже задрать заднюю лапу, с лаем пустился наутек:
– А вот Бернард Шоу сказал: «Отсутствие денег – корень всех зол!» – При этом я удовлетворенно отметил, что, прибегнув невольно к цитате, избавил себя от возможного укора в непомерном самомнении.
Старец не обернулся. А через минуту я убедился в том, что лучше бы и этих слов я не произносил. Боком они мне вышли. Слишком опрометчиво и, главное, не ко времени я обратился к творческому наследию этого сочинителя крылатых выражений.
Как только преподобный скрылся из виду, дружная ватага хватких иноков, подобрав полы развевающихся на ветру ряс, налетела на меня стаей черных воронов, сбила с ног, втоптала в грязь, схватила за руки и за ноги и потащила к изгороди. Не тратя попусту времени на то, чтобы отворить заднюю калитку, монахи проволокли меня через такую же дырищу в ограде, какая зияла у главных ворот, – я же говорил: сколько удобств таит в себе здоровенный проем в заборе, когда руки заняты тяжелой поклажей или, того хуже, увесистым еретическим хламом! – почти бегом снесли по холму сквозь редкий лесок к речному обрыву и, не сговариваясь, по счету три, зашвырнули в журчащий водный поток, будто бы специально созданный Творцом для того, чтобы в нужный момент ободрить и освежить своими светлыми и прозрачными струями всякого заблудшего путника.
Вода обожгла меня холодом, сковавшим всё тело, словно ледяной кольчугой. Чтобы избежать судороги, я изо всех сил колошматил ногами по воде и резкими, отрывистыми движениями выбрасывал руки вперед, стараясь загребать как можно мощнее и чаще. Я даже не пытался выплыть к берегу, поскольку понимал, что на суше, под пронизывающим ветром, задубею окончательно и необратимо. Я плыл размашистыми саженками, сжимая зубы и приговаривая про себя: «Врешь, не возьмешь!» Незабвенный образ Василия Ивановича яркими вспышками вставал в моем заиндевевшем, но еще не угасшем сознании. Интересно, о чем думал комдив в те злополучные минуты, когда переплывал через Урал? Ведь была же в тот неуютный осенний день какая-то сила, которая влекла, согревала, держала его на плаву, не давала ему смиренно утопнуть подобно беспомощному младенцу! Злые языки, правда, поговаривают, что та сила была в чемоданчике, который он до последнего не выпускал из рук и в котором, как они утверждают, хранилась колода штабных карт. Другие злословят, будто вообще не было никакого Урала, что это только условная
Глава 11
На пути к дому
Часть 1. Рим
Перевод с итальянского на русский – автора;
перевод с русского на итальянский – Мирыча.
Могу представить себе ваше изумление, когда вместо полагающейся на этом месте 11-й главы, задуманной мною в темной, трагической палитре беспросветной российской действительности, вы бы с облегчением для себя обнаружили выдержанное в мягких, пастельных тонах и к тому же украшенное, точно списанной с лона природы, пасторальной виньеткой объявление примерно такого содержания:
Многоуважаемые читатели!
Настоящим доводим до Вашего сведения, что в связи с безвременной кончиной писателя имярека, чье необдуманное купание в бодрящей речной купели явилось для нас полной неожиданностью, да и самого купальщика поставило в дурацкое положение, навечно закрепив за ним весьма сомнительную славу сочинителя всего лишь малых литературных форм, не выходящих за рамки 10 глав, – мы вынуждены прервать публикацию «Путешествия...» Вместе с тем, во исполнение взятых на себя моральных и финансовых обязательств, а также идя навстречу Вашим многочисленным пожеланиям и принимая во внимание Вашу заведомую благодарность, спешим сообщить, что вместо заключительной 11-й главы мы помещаем подборку наиболее занимательных кроссвордов уходящего 2000 года. Как говорится, хорошо то, что хорошо кончается. Будьте счастливы, дорогие читатели! Искренне поздравляем Вас с наступающим Новым годом! Всегда готовые Вам услужить и откликнуться на любое Ваше пожелание, осиротевшее издательство и скорбящие дебиторы. Маэстро – реквием! Танцуют – все!
Вот такой полный бодрого оптимизма некролог мог быть предпослан обещанной подборке кроссвордов уходящего 2000 года, доведись мне вчера утопнуть, как беспомощному младенцу. Конечно, кроссворды тоже дело хорошее, и их кому-то надо разгадывать, но в них, как мне кажется, напрочь отсутствует спасительная общенациональная идея, они не создают той благодатной среды, которая могла бы пробудить в читателях живой общественный интерес к обсуждаемой теме. Вот скажите, как бы я смотрелся со стороны, если бы вчера, когда мне позарез нужно было доплыть, хоть по-собачьи, к 11-й главе, дабы рассеять сомнения скептиков в моей способности к сочинительству крупных литературных форм, выходящих за рамки 10 глав, а также для того, чтобы вдохнуть надежду в скорбящих должников, – я бы вдруг принялся отгадывать чайнворд, пусть бы даже и такой, в котором не лишенный высокого гражданского звучания был поставлен следующий наводящий вопрос (с ответом из шести букв): сколько должна стоить бутылка водки в России, чтобы своим сорокаградусным содержимым она не разъединяла людей на категории имущих и неимущих, а, напротив, служила бы объединяющим началом, таким, что позволял бы видеть в ней не роскошь, а средство межнационального общения? (Ответ: неправильный – доллар, правильный – rouble.) Уж и не знаю, есть ли какая другая спасительная идея, которая могла бы оказать на меня столь же благотворное влияние, как та, что в продолжение вчерашнего марафонского заплыва согревала мне душу, острыми иголками впивалась мне в тело, когда я изо всех сил старался удержать в цепенеющем от холода сознании мысль о предстоящей послеобеденной распродаже на прогулочной палубе спиртных напитков по сниженным ценам, то есть доступным каждому россиянину, хоть и находящемуся временно в нейтральных территориальных водах. Мало того что благодаря этой сидевшей во мне занозе я выплыл, что само по себе служит приятным событием, во всяком случае для моих кредиторов, так ко всему прочему, претворив эту мысль в жизнь, я сумел умерить тоску и сохранить лицо, с которым уже не так стыдно было появиться на Апеннинском полуострове.
Кажущаяся очевидность столь прозрачно высказанной мною идеи общенационального согласия на самом деле отнюдь не бесспорна. Некоторое время назад подобная идея уже витала в головах завсегдатаев ряда заведений общепита, призывавших разрозненно выпивающий электорат сплотиться под знаменами партии «Любителей пива». Подобно пробивающимся к свету, еще неокрепшим колоскам ячменных семян, брошенных в унавоженную землю широким взмахом руки сеятеля, эти ростки национальной идеи нашли плодородную почву на местах, но ожидаемых всходов так и не дали, не сдюжив под напором
