Герои и антигерои русской революции

небеспроблемное установление советской власти в российских городах и весях. Будет и отчаянная, но заведомо безнадёжная попытка свергнуть власть большевиков экспедицией Керенского — Краснова. Будет и саботаж служащих правительственных и жизнеобеспечивающих учреждений — и, соответственно, Чрезвычайная комиссия по борьбе с ним (ну и заодно, разумеется, с контрреволюцией). Будет и открытое и почти тут же закрытое такое долгожданное, но в условиях наступившей зимы 1918 года совсем уж ни с какой точки зрения не нужное Учредительное собрание. Будут и мучительные поиски мира с Германией и его унизительное достижение в марте, когда большевистское правительство (в процессе этих переговоров не погнушавшееся на всякий случай драпануть из Питера в Москву от греха подальше) наконец почувствует, что оно может закрепить власть пусть и на куцей территории, но зато «всерьёз и надолго». Будет и трудное прорастание русской альтернативы большевизму — Добровольческого движения, которое, окрепнув и развившись в Армию, породит ещё одну бифуркационную волну. Будет ещё много самых разных событий, в которых по-разному проявят себя разные деятели, ко многим из которых можно было бы с той или иной корректировкой применить понятия героев и антигероев. Но всё это — предмет каких-нибудь других заметок.

А в этих заметках нам осталось сказать буквально несколько слов.

Вместо заключения

Благодаря длительной и неустанной подрывной работе самых различных общественных групп и иностранных государств, а также вследствие ослабления внутренних защитных механизмов Россия в феврале 1917 года оказалась ввергнута в хаос бифуркации. Возможность вернуть систему в её предыдущее устойчивое состояние была упущена властями в самые первые дни революции, и стало ясно, что трясти и лихорадить державу будет до тех пор, пока параметры порядка ввергнутой в хаос системы не приобретут свои новые устойчивые значения.

При прохождении социальной системы через бифуркацию чрезвычайно возрастает её податливость к малым возмущениям и локальным воздействиям. Иными словами, существенно (по сравнению с временами стабильности) возрастает роль личности в истории. Это нехитрое в общем-то наблюдение позволило мне выделить феномен, как-то обойдённый вниманием историографов, — феномен так называемых героев и антигероев русской революции.

Я глубоко убеждён, что их имена и их персональную роль в русской истории — причём не только и не столько в общем и целом, сколько именно в этот, действительно переломный её отрезок с февраля по октябрь 1917 года — должен знать каждый, кому интересно понять, откуда мы взялись.

Именно поэтому я и написал эти заметки о шести героях и шести антигероях русской революции, которые — кто своей решительностью и энергией, а кто отсутствием таковых, кто умом и талантом, а кто глупостью и бездарностью — провели Российскую державу всего за восемь месяцев от самодержавия к большевизму.

Ну а о том, кто, как и почему сумел свергнуть самодержавие, а также о том, как большевикам удалось удержаться у власти и разбить всех своих врагов, я, быть может, когда-нибудь напишу какие-нибудь другие заметки.

КОНЕЦ

Приложения

Приложение 1. Бифуркационные периоды в развитии цивилизации (введение в теорию)

Согласно стремительно набирающему широкое распространение мнению ряда философов и теоретиков истории, история — это наука о будущем. Парадоксальность, на первый взгляд, этой точки зрения перестаёт быть таковой, если принять во внимание, что знание реальной информации о прошлом человечества является самоценным исключительно в культурологическом смысле; практическое же применение этого знания возможно только при движении из настоящего времени — в будущее.

Уже многие поколения политиков пытаются учитывать так называемые уроки истории в своей повседневной политической практике. При этом тот факт, что большинство таких попыток оказываются потрясающе безуспешными (если не выражаться ещё сильнее), позволяет прийти к предъявлению очередных претензий к исторической науке — на этот раз к выдвигаемым на основе её показаний глобальным теориям исторического процесса — в том, что эти показания не способны привести к выявлению реальных закономерностей протекания социально-политических процессов. А без понимания этих закономерностей невозможно ни адекватно ориентироваться в настоящем, ни тем более сознательно и безошибочно строить будущее.

Есть ли закономерности в развитии цивилизации? Если нет, то изучать историю бессмысленно. История сводится к литературе. Изучение отдалённых в прошлое исторических периодов без выявления устойчивых закономерностей развития человеческих сообществ превращается в лучшем случае в литературоведение, в худшем — в фантазирование. Если такие закономерности есть — надо учиться их обнаруживать; тогда есть шанс научиться применять их при построении будущего, в прямом смысле усваивать уроки истории.

Рискуя дать осторожно-положительный ответ на сформулированный выше вопрос, попытаемся обнаружить и определённым образом систематизировать хотя бы наиболее существенные закономерности протекания исторических процессов. И (скромно) назовём всё это теорией бифуркационных периодов.

Одна из (предположительно) существующих закономерностей довольно-таки отчётливо наблюдается эмпирически: периоды относительно длительного эволюционного развития сменяются периодами относительно коротких революционных сломов. Например, планомерно выстраивавшаяся во Франции на протяжении XVII и XVIII веков система абсолютизма Бурбонов сменилась периодом бурных потрясений, за десять с небольшим лет приведших к абсолютизму корсиканского выскочки; а вялотекущая модернизация романовского абсолютизма в России в течение всего XIX века закончилась в начале века следующего тотальным сломом всей государственной системы, равного которому не знала да и поныне не знает мировая история. Примеров, подобным вышеприведённым, можно найти в достоверной истории весьма и весьма много. Поэтому не будем останавливаться на этой, вполне очевидной, позиции и сразу перейдём к предварительному анализу причин такого чередования.

В целях простоты и понятности изложения выводимых из этой эмпирически обнаруженной закономерности тезисов введём в качестве абстрагирующего приёма допущение об изолированности рассматриваемых социально-политических систем. Т. е. будем предполагать, что система (государство, общество), входящая в неустойчивую фазу своего развития, не взаимодействует с другими системами, т. е. не подвергается воздействию со стороны других государств, обществ и сама не воздействует на них. Таким образом нам удастся выйти на начальный уровень теоретического обобщения проблемы, а сделав это, мы впоследствии учтём, что рассматриваемая система существует всё-таки не изолированно, и введём соответствующие поправки в наши рассуждения.

Из-за чего же всё-таки стабильно развивающаяся система ввергается в социальный слом революционного характера? Такой слом происходит в результате того, что стабильность системы нарушается, она в какой-то момент теряет иммунитет к воздействиям подрывного характера и теряет свои базовые свойства.