Электрические тела

– Нет, я ее не оставлял. – Я старался, чтобы мой голос звучал как можно ровнее и рассудительнее. – Я отправил за тобой бездомного. Он рассказал мне все. О цыпленке, обо всем.

– Ты не имел права это делать.

– Он сказал, что ты ходила на могилу.

Долорес посмотрела на меня, а потом ее взгляд устремился вдаль.

– Моего отца, – тихо проговорила она наконец.

– О!

– Все? – раздраженно спросила она, снова переводя взгляд на меня.

– А это необходимо было делать ночью?

– Я так захотела.

– С тобой что-то могло случиться. Мне не хотелось бы, чтобы ты так ходила по ночам. У тебя здесь Мария и...

– И что?

– И мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-то произошло.

Она размышляла. Ее лицо не смягчилось.

– Я могла бы уйти на танцы, - сказала она презрительно. – Вот что мне следовало бы сделать.

– Я бы ревновал, – сказал я.

– Что ты, что Гектор.

На ее лице не было ничего, кроме отвращения. В тот момент я вдруг понял, что, в отличие от многих женщин, она не боится мужчин – нисколько. Возможно, именно это так меня возбуждало.

– Он очень ревнивый? – спросил я.

– Он знает, что я делаю, – сообщила мне Долорес, проводя пальцами по волосам. – Я кое-что делала, знаешь ли. Он об этом не знал, но он об этом знал, если ты понимаешь, о чем я.

– Например?

– Тебе незачем это знать, – ответила она озлобленным голосом. – Это не похоже на дамочек из твоей конторы, не похоже на твою жену.

Я ничего не сказал.

– Хочешь знать самое плохое?

– Конечно.

Она всмотрелась мне в лицо, проверяя, искренен ли я.

– Наверное, если мы останемся вместе, тебе следует знать кое-что. Но тебе это не понравится.

Я устал, перенервничал на работе и волновался из-за того, что ждет меня там на следующий день: мне нужно было подготовиться к прибытию разработки «Нью Медиа», связаться с Ди Франческо, понять, что означало присутствие Президента на совещании по компьютерным системам. И я все еще не сказал Долорес о том, что Гектор ее ищет. Все эти события захлестнули меня. Но я понял, что Долорес готова рассказать мне все, и я был опьянен ее таинственностью.

– Расскажи мне, Долорес, – попросил я. – Я выдержу.

– Тогда нам лучше подняться на крышу и захватить того вина, – сказала Долорес. – Если ты и правда хочешь это услышать.

– Я делала вещи, которых делать было не надо. Я не жалею об этом, понимаешь? Но все равно мне не надо было этого делать. Это случилось тогда, когда мы с Гектором повздорили. Я раньше считала, что Гектор сильный. – Ветер развевал волосы Долорес. – Я думала, как мне повезло, что я его заполучила. Он был мачо, сильный, уверенный в себе, понимаешь? Но я ошиблась. Я была слишком молода, чтобы это увидеть. Это была его лучшая сторона. Когда Гектору было двадцать четыре, он был в лучшей своей форме. – Она улыбнулась. – Он постоянно меня трахал – это было словно дыханье. Мы даже делали это за три недели до родов, хотя врач не велел. Но потом у нас возникли затруднения.

– Какие?

– Просто... с деньгами и все такое. Ему трудно было удержаться на одной работе, он был постоянно недоволен. Он связался с девицами, которые толклись в соседнем баре. Не думаю, чтобы он действительно что-то сделал. Но я была зла, понимаешь, а он не обращал на меня внимания. Я была вроде как недовольна всем.

По словам Долорес, она делала покупки в угловом магазинчике, когда заметила несколько пожарных машин у жилого дома невдалеке, и пошла в ту сторону, ища взглядом дым или огонь. Когда она подошла ближе, то стало ясно, что ничего особенного не происходит, просто несколько пожарных-ирландцев стояли у машин в огнеупорных костюмах и высоких резиновых сапогах, завернутых до колен, чтобы видны были написанные на внутренней стороне имена. А командир отряда что-то проверял. Один из пожарных отсоединял рукав от гидранта, и она спросила у него, что случилось.

– А, ничего особенного, – отозвался он, не поднимая взгляда. – Просто какой-то старик курил в постели. Огня почти не было. Ничего делать не пришлось.

Пожарный снял толстую прорезиненную желтую куртку и работал в синей футболке с аббревиатурой нью-йоркской пожарной службы на спине. Долорес смотрела на его мускулистые руки. И ее пронизала странная искра желания: она поняла, что ей хочется, чтобы он кое-что с ней сделал. Он отсоединил рукав от гидранта.

– Совсем маленький пожар? – спросила она.

Пожарный выпрямился. Он оказался типичным бруклинским ирландцем, крупным мужчиной с густыми короткими волосами и ярко-синими глазами, у которого в будущем отрастет живот, – но сейчас ему было лет двадцать семь – двадцать восемь. Он посмотрел на нее:

– Ага. Как тебя зовут?

– Долорес.

– Что, Долорес, хочешь потрахаться?

Она потрясенно уставилась на него.

– Дело ведь в этом, так? У меня сейчас нет времени разговаривать, но, насколько я вижу, дело в этом. Ты чертовски красивая баба. Когда я возвращаюсь со смены, то проезжаю мимо этого угла, в десять часов. Так что если хочешь встретить меня тут в это время, давай.

Вот и все. Так просто. Пожарный снова принялся за работу. Долорес подумала, что он явный идиот, но что-то в нем было – чем-то он был похож на прежнего Гектора, а ей страшно хотелось секса. И пожарный был белым. И у него не могло быть СПИДа, потому что, как всем известно, голубых в пожарные не берут. И в тот вечер она попросила приятельницу посидеть с малышом и, если Гектор вернется раньше, сказать ему, что она вышла. Ей было совершенно наплевать на то, что он подумает. Она стояла на углу в десять часов – и остановившаяся через несколько минут машина мигнула фарами. Она села, они почти не разговаривали. Он привез ее к себе домой – в двухэтажную квартиру на Стэйтен-Айленд, они немного выпили в гостиной, а потом он подсел к ней и выключил свет. Она боялась, что он может ее ударить, но он этого не сделал. Его звали Патрик, он крепко ее поцеловал, и они начали раздеваться...

Голос Долорес заполнял темный воздух вокруг нас. Казалось, он существует сам по себе – голос гнева, отчаяния и желания. Я пытался понять, что именно заставило Долорес с такой легкостью изменить мужу. Я по-прежнему не понимал, почему ее брак с Гектором так быстро разрушился, но, прежде чем я успел ее об этом спросить, она продолжила:

– Мы делали обычные вещи, понимаешь, а потом он захотел трахнуть меня в зад. Гектор никогда такого не делал, он говорил, что это спугнет удачу. А я думала, что это будет больно, и это действительно было больно – немного, но он был осторожен. А потом он залез в ящичек тумбочки и вытащил оттуда... такой длинный резиновый член, дильдо, знаешь? Я стояла на четвереньках, он трахал меня в зад и спросил меня, хочу ли я эту штуку. А я не знала. Я боялась, что это будет больно... Я не ответила ни «да», ни «нет». Он сказал, что знает, что делает, и что больно не будет. А если будет больно, мы прекратим. И он опустил руки и сделал это, понимаешь, и то и другое одновременно, дильдо впереди... И, признаюсь, это было что- то... что-то такое, чего я раньше не испытывала, чтобы два одновременно. Я вроде как закрыла глаза и кусала губы. Это было... так чудно. Было больно, но хорошо. И было так странно,