– Ночи? Брокеры работают днем. Даже я это знаю...
– Давай шути. Кто-то вломился в их офис. Я хочу знать, не ты ли.
– В списке мистера Ферранта было восемь или девять брокеров. Что, они все вломились туда?
Он грохнул кулаком по столу, сдерживая ругательства.
– Это была ты, ведь так?
– Почему я, Бобби? Ты же говоришь, там нечего расследовать. Так зачем мне взламывать офис и заниматься тем, чего не существует?
– Потому что ты упрямая, своевольная, избалованная девчонка. Я всегда говорил Тони и Габриеле, что им надо завести еще детей, – они ужасно тебя испортили.
– Теперь уже поздно сокрушаться об этом... Послушай, у меня была тяжелая ночь. Я хочу найти какое- нибудь местечко, чтобы отоспаться, а потом попытаться вернуть жизнь в привычную колею. Можно мне зайти в свою квартиру и посмотреть, не уцелело, ли там чего-нибудь?
Ассуево покачал головой:
– Нам еще многое нужно обсудить, мисс Варшавски. Я хочу знать, над чем вы работаете.
– О да, – вмешался Бобби, – Феррант начал спрашивать, не тот ли это человек, кто что-то бросил, но ты оборвала его. Так кто и что бросил?
– А, на днях какие-то ребята на Холстед бросили камнем в мою машину – обычный акт насилия в больших городах. Не думаю, что они подожгли мою квартиру только потому, что не попали в машину.
– Вы их преследовали? – настойчиво допрашивал Ассуево. – Вы их как-то обидели?
– Об этом ты даже и не думай, – заметил Бобби. – Это не в ее правилах. Детей она не преследует. Она воображает себя паладином или одиноким странником. Она задела кого-то достаточно значительного, чтобы нанять профессионала, и теперь разыгрывает из себя героиню и пытается замолчать это дело. – Он посмотрел на меня, его серые глаза были серьезны, губы твердо сжаты. – Понимаешь, Тони Варшавски был одним из моих лучших друзей. Если что-то с тобой произойдет, его дух и дух Габриелы будут преследовать меня До конца моих дней. Но с тобой невозможно разговаривать. С тех пор, как умерла Габриела, на этой планете не осталось человека, который смог бы заставить тебя сделать то, чего ты не хочешь делать.
Я промолчала. Мне нечего было сказать.
– Пошли, Доминик. Хватит. Я установлю слежку за нашей Жанной д'Арк. Это единственное, что мы можем сейчас сделать.
После его ухода усталость снова нахлынула на меня. Я поняла, что если сейчас не уйду, то усну прямо на стуле. Все еще завернутая в одеяло, я заставила себя подняться на ноги, с благодарностью приняв от Роджера руку помощи. В коридоре ко мне подошел Ассуево:
– Мисс Варшавски, если вы знаете что-то об этом поджоге и не говорите нам, вы подлежите судебному преследованию.
Разговаривая, он тыкал мне в грудь пальцем. Я слишком устала, чтобы разозлиться. Я молча стояла, держа в руках бокалы и глядя, как он быстро топает по коридору, догоняя Бобби.
Роджер обнял меня:
– Ты вся вымоталась, старушка. Поедем со мной в Хэнкок, примешь горячую ванну.
Когда мы подошли к двери, он пошарил в карманах.
– Я оставил бумажник у тебй. Денег нет даже на такси. А у тебя?
Я покачала головой. Он побежал через парковочную стоянку к Ассуево и Бобби, которые садились в полицейскую машину. Я, шатаясь, брела за ним. Роджер попросил подбросить нас к моему дому, чтобы он мог поискать деньги. И, возможно, какую-нибудь одежду.
Путь до Холстед прошел в напряженной тишине. Когда мы добрались до обгоревших останков моего дома, Ассуево сказал:
– Хочу, чтобы вы поняли совершенно четко: находиться в этом здании небезопасно. Если с вами что-то приключится, пеняйте на себя.
– Спасибо, – устало ответила я, – мне известно: если что, ваши ребята всегда помогут.
Мы с Роджером пробирались мимо ледяных холмов, образовавшихся после тушения пожара. Это было похоже на ночной кошмар – все знакомо, но являет вид беспорядка. Парадная дверь, сломанная пожарниками, висела на петлях. По ступенькам, обледеневшим, почерневшим от копоти и заваленным кусками штукатурки, было невозможно идти.
На площадке второго этажа мы решили разделиться. Ступеньки и сам пол могли выдержать вес одного человека, но не двоих. Горя желанием добраться до оставшихся в квартире маминых бокалов, я позволила Роджеру идти вперед, а сама, держа спасенные бокалы, стояла в тапочках, завернувшись в одеяло, и дрожала.
Он ощупью пробрался на третий этаж. Я слышала, как он вошел в мою квартиру, как что-то упало – то ли кирпич, то ли кусок штукатурки, – но криков не было. Через несколько минут он вышел в коридор.
– Думаю, тебе можно подняться, Вик.
Я ухватилась за стену одной рукой и ступила на лед. Последние несколько ступенек мне пришлось преодолеть на руках и коленях: я подвигала бокалы вверх по ступенькам, потом поднималась сама и так добралась до лестничной площадки.
Передняя часть моей квартиры была основательно разрушена. Из коридора через дыры в стене можно было видеть гостиную. Стена вокруг входной двери обуглилась; попав в гостиную через пролом в стене, я остановилась, опираясь рукой на несущие балки.
