Вот тоже этическая проблема…
— Я, наверное, отправлю это стихотворение на конкурс… Сейчас проводится конкурс стихов о любви в «Чернильнице», — озабоченно сказала Валя, — А ты знаешь, я победила в прошлогоднем конкурсе со стихом «Черные глаза»! Теперь мне оплатят публикацию сборника! Я ведь тебе то стихотворение читала?
— Да, да, помню, — сказала Джейн, возможно, слишком поспешно. «Черные глаза», сколько она помнила, было настолько же ужасно. Что-то вроде:
Перестань, одернула себя Джейн. Это же прекрасно, что человек самовыражается. По крайней мере, вместо того, чтобы страдать от своих психологических проблем и мучить других, Валя изливает душу в стихах, пусть несовершенных, зато искренних. И даже то, что она печатается — не так уж плохо. Кто-то прочитает, конечно, не ликеид-эстет с развитым вкусом, а простой человек — и увидит какое-то соответствие своим проблемам, и поймет, что не одинок… В этом и суть народного творчества.
Валя уже усадила ее, принесла вазу с орешками и рассказывала о последних новостях клиники.
— Ты представляешь, я не могу этого понять… в раздевалке, с медсестрой! Когда жена работает в том же отделении… И ей тут же сообщили. Она, знаешь, посмотрела так и сказала: «Я, возможно, человек устаревших взглядов, но я подаю на развод». А можно подумать, у нее самой нет любовника… то, что она с Васильевым крутит, уже давно всей больнице известно. Прямо какая пуританка… Но с другой стороны, где- то ее тоже можно понять. Ну, имей любовницу — но не открыто же, не на глазах у всего отделения. Надо же какие-то приличия соблюдать, как ты думаешь? Или в Америке принята полная свобода в этом отношении?
— Я не знаю, — неохотно ответила Джейн, — У ликеидов тоже бывают измены, но это редко, и это считается как позор… А у других — наверное, так же, как и здесь.
— Ну а вот ты как думаешь? Вот ты выйдешь замуж — будешь изменять? Ведь по идее, нельзя ограничивать свободу друг друга?
— Да, свободу ограничивать нельзя, — согласилась Джейн, — Любовь должна быть только свободной, иначе это не любовь, а принуждение, насилие над личностью. Измена возможна, если любовь уже иссякла, и люди живут друг с другом просто по привычке…
— Ну нет, бывает, что любят и мужа, и любовника… двоих сразу. Вот я так мучилась… Понимаешь, все думаешь — ну вот жить бы втроем… некоторые ведь так живут — две жены и муж. Или жена и два мужа. Это встречается довольно часто, а скоро, говорят, такие браки тройные и четверные даже регистрировать будут. Но мои не хотели ни за что. Да и у любовника тоже своя семья была. И того, вроде, любишь, и другого… ну на что решиться?
— Наверное, это нужно решать отдельно в каждом конкретном случае. Общих решений тут быть не может. Нельзя же всем предписать — поступайте только так-то… Надо смотреть, насколько сильная любовь, что вообще людей связывает… — ответила Джейн. Экран ВН снова вспыхнул, раздался мелодичный перезвон.
— Лидка… — простонала Валя. На экране возникло лицо Валиной подруги.
— Я пойду, — Джейн поспешно вскочила.
— Лида, ну вот ты вечно невовремя… у меня тут человек сидел, ладно, ладно уж, не отключайся, погоди только, я сейчас ее провожу…
Джейн вышла, из-за двери неслось:
— А знаешь, какое я вчера стихотворение написала? Хочешь, прочитаю?
Джейн снова уселась в позу лотоса.
Нет, так нельзя… Надо сделать завтра «день расслабления», вот что. Иначе можно с ума сойти. Возьму завтра день отпуска, решила Джейн. Правда, это неудобно, послезавтра у меня социал… посещение школы и потом дежурство. Значит, меня два дня на работе не будет. Но ничего, переживут…
Сегодня уже все распланировано. Они с Беатрис договорились вечером пойти в театр. А завтра надо заняться собой… если же это не поможет — ну что ж, обратимся к психологу. Кстати, надо позвонить психоаналитику, тут один хороший очень практикует, ликеид, Стефан Бернц, может, у него завтра есть свободное время… сон бы проанализировать.
Джейн взяла пульт и включила ВН.
Вечером после спектакля они сидели на высоких стульях бара «Сайгон». Джейн прихлебывала из бокала легкое белое вино… ей было хорошо и весело сейчас. Ей нравилось все — спектакль, на котором они были, абстрактный, в меру элитарный, в меру шокирующий, в меру классический, публика — полтора десятка петербургских эстетов. Прогулка по вечернему Невскому, этот исторический уникальный бар… Джейн точно не знала, но история его, кажется, как-то была связана с древней русской рок-музыкой. Вот и сейчас из динамика негромко доносились роковые аккорды, и голос полузабытого певца:
Кажется, Беата что-то спросила.
— Чего?
— Я говорю, долго будешь девушкой куковать?
— А, ты об этом… Не знаю.
— У тебя там есть кто-нибудь, в Америке?
— Есть, — неожиданно для себя сказала Джейн.
— Серьезно?
— Трудно сказать… видишь, мы с ним почти не были знакомы. Так, учились на разных отделениях. И вдруг на Испытании встретились… А потом он подошел ко мне на балу… ну и я, словом, поняла, что он неравнодушен ко мне. А теперь — даже не представляю — он уехал в Боливию, а я сюда. Отпуска нам если и дадут, то, скорее всего, в разное время. Мы переписываемся… В прошлый раз он написал мне, что любит, что хочет видеть.
— А ты?
— И я… не то, чтобы сильно, но… он мне очень нравится. Он такой надежный, он настоящий…
— Да, это трудно, — задумчиво кивнула Беатрис, — Мне вот повезло, я здесь встретилась с Клаусом… А тебе… неужели ждать пять лет?
— Но если это настоящая любовь… это проверится.
— Наверное, я бы так не смогла. Но уважаю… понимаю. Все-таки так трудно жить среди этих людей и не опуститься. Сохранить чистоту любви. Здесь у них понятие любви давно отсутствует — один секс остался…
Беатрис повернула голову. Джейн проследила за ее взглядом. За столиком в углу миловались друг напротив друга две парочки, и судя по всему, дело у них зашло довольно далеко. Рядом двое голубых держали друг друга за руки, преданно глядя в глаза. Да, красноречивая картина… Но это простые люди, не ликеиды. Их не учат целомудрию, сдержанности.
