Куплю чужое лицо

– Жаль.

– Вы раньше бывали у нас?

– Первый раз.

– Я почему-то боюсь вас, – откровенно сказала Татьяна. – Берите ваш заказ. Приятного аппетита.

– Почему боитесь? Разве я дал хоть малейший повод? – Я постарался улыбнуться как можно шире. На женщин это действует.

Татьяна зябко повела плечами и запахнула на груди платок, которым укрывала плечи.

«Может, попытаться соблазнить ее?» – подумал без энтузиазма.

– У вас просто голос так сильно похож... Как будто с того света.

– Да нет, я вполне живой. Потрогайте мою руку, она теплая.

Но Татьяна наотрез отказалась. Вот и соблазни...

– А знаете ли вы, что такое реинкарнация?

– Нет.

– Мне что – теперь всю жизнь с клеймом покойника ходить? – обиженно спросил я.

Она промолчала.

Я до белков закатил глаза и, забрав поднос с заказом, сел за свободный столик.

Через полчаса я расправился с водкой, и мне стало еще грустней.

Мои бывшие коллеги уже не шушукались, а, разделившись попарно, что-то рьяно обсуждали. Судя по обрывкам разговоров, старина Ходжаев и «полицейский интеллигент» Арестов «мыли кости» департаментским женщинам, а Кондрашов и Петрович, склонившись над недоеденной сосиской, планировали какую-то пропагандистскую акцию против акул капитализма.

Я заказал еще бутылку водки и на оставшиеся деньги – колбасы и ветчины.

Наверное, я слишком навязчиво пялился на ребят, потому что Нури Ахмедович вдруг сурово спросил:

– Вы что-то хотели?

– Хотел пригласить вас к себе за столик! – предложил я.

– Спасибо, но у нас свой разговор, – тут же отказался Нури.

– Я от чистого сердца, – сказал я. – Понимаете, я тоже служил в налоговой полиции, потом уволился в связи с переходом на новую работу. Просто думаю, зайду, может, знакомых встречу. И вот никого не встретил...

Все замолчали и с явной досадой ждали, когда я закончу.

– Спасибо, мы в состоянии сами заказать себе, – перебил меня Арестов. – Тем более, если вы служили в налоговой полиции, должны понимать, у нас не приняты пьяные знакомства.

Ах, Паша, Паша, раньше ты не был таким заносчивым занудой. Хрен с вами, обойдусь.

– Извините, ради бога, – сказал я. – Мне вовсе не хотелось вас обидеть.

– Кто вам сказал, что мы обиделись? – резко спросил Арестов.

Коля положил ему руку на плечо:

– Паша, все нормально. Товарищу просто не с кем выпить, оставь его.

– Ребята, извиняюсь, только один вопрос. Вы знали такого – Раевского?

– Ну, знали, а что? – отозвался Нури.

– Я его друг.

– Он работал у нас полтора года...

– Не скажете, как его можно найти?

– Насколько мне известно, он умер, – равнодушно ответил Нури.

(Всегда я тебе был поперек горла!)

– Когда?! – попытался я вложить всю силу скорби. Но получилось всего лишь некое гортанное подобие вопля. Я устал скорбеть по собственной кончине.

– Когда – не помнишь? – с досадой спросил Нури у Паши.

– Где-то полтора года назад, – сказал он, наморщив лоб.

– 23 декабря 2001 года! – раздался голос за нашими спинами.

Оказывается, Татьяна слышала наш разговор. Буквально через минуту она достала откуда-то газету с моим некрологом и протянула ее мне. Она до сих пор не могла забыть Раевского! Неужели я давал ей какие-то надежды?

Я впился в пожелтевшую страницу газеты «Человек и Закон». Как давно я писал эти строки...

– Бедный Вовка, бедный Вовка! – запричитал я, обхватив голову ладонями. – Умереть в расцвете сил! Пройти Афган, Абхазию, Таджикистан и найти свою смерть в Москве... Отчего он умер? Как это случилось? – резко спросил я, как бы намекая, что господа из налоговой полиции не уберегли славного товарища.

– Он работал у нас недолго. А уволили мы его, если хотите знать, за связи, порочащие офицера налоговой полиции. Он вечно якшался с уголовниками, работал в охране криминальных банков. Вот и умер в расцвете сил. Предатели на земле долго не живут.

– Он сам уволился и никогда не был предателем! – вскипел я. – А ты, Нури, всякий раз подставлял его, опасаясь за свою шкуру!

– Я?! Да кто ты такой? С кем разговариваешь?

– Я двоюродный брат Раевского!

– А это мы сейчас проверим!

Паша вскочил, встал за моей спиной.

– Предъявите документы!

Следом поднялся Нури. Кондрашов смотрел на меня укоризненно, а Петрович – испуганно.

– Коля, иди за физзащитой! – сказал Ходжаев.

Я вытащил пачку и бросил на стол: два паспорта, бумажник с квитанциями, удостоверение офицера запаса.

– Черт знает что! Почему пускают посторонних?

Татьяна пожала плечами, мол, я тут ни при чем. Паша перелистывал странички документов и продолжал ругаться. Все они были выписаны на имя Владимира Ивановича Кузнецова. Тут я вспомнил, что в бумажнике лежало и свидетельство о праве на льготы – за войну в Афганистане, причем, самое печальное, на фамилию Раевский. Обменять или выписать свидетельство на Кузнецова было весьма трудно: требовались подтверждающие документы об участии в боевых действиях. Как пояснил один посвященный кадровик, проще было купить «корочку» за взятку.

Я уже хотел сгрести со стола все свои документы и ретироваться, но тут в дверях появились трое с автоматами – физзащита. Двоих я узнал: сам учил их приемам захвата, блокирования, охраны доверенного лица. Они окружили меня, и тут произошла кульминация: Паша выудил «чужое» свидетельство о праве на льготы.

– Раевский Владимир Иванович! – торжественно прочитал он. – Откуда оно у тебя?

– Володя передал на хранение, – вяло стал сочинять я. – А сейчас хотел найти его, чтобы вернуть. Документ серьезный.

– Серьезные, парень, твои дела! – объявил Паша. – Придется тебе пройти с нами. Наручники ему!

– А по какому праву? – возмутился я. – Кто ты такой, представься!

– Я офицер собственной безопасности. Разберемся, какой ты бывший налоговый полицейский, и отпустим.

– Ну, и охраняй свою безопасность! А наручники надевать не имеете права!

– Сатана! – пробормотала за спиной Татьяна.

Дальше все происходило, как в дурном сне. Меня повели по долгим анфиладам здания-паука. По пути я не встретил ни одного знакомого лица. Процессия молча дошла до коридора, где располагалось УСБ. Меня ввели в один из кабинетов, где наконец освободили от наручников. Появились новые люди. Одного из них я узнал: это был заместитель начальника управления собственной безопасности Сычев. Он тут же начал «раскрутку».

– Дела твои плохи, парень, – мрачно сообщил он без предисловий. – Ты можешь сесть сразу по нескольким статьям: «шпионаж», «незаконное проникновение на территорию охраняемого объекта», «кража документов», «незаконное использование чужих документов», а самое главное – «преднамеренное