Хозяин пригласил нас в комнату. Паттайя нервно оглядывалась, видно, ждала, что откуда-нибудь из шкафа с криком и гиканьем вывалится пяток мордоворотов в масках и повалит нас на семейный ковер Баздыревых.
Хотел успокоить ее, разъяснив, что такие «сюрпризы» происходят, как правило, в подъезде: незачем крушить скромную обстановку в квартире товарища майора. Но не стал. Хозяин, по всему, проникся ко мне доверием и источал суровое мужское гостеприимство.
На столе появились чашки, крепко заваренный (по особому рецепту!) чай и большая миска с пирогами.
– Это моя Глаша перед отъездом мне напекла. Все равно, говорит, готовить себе не будешь, и пирожки сгодятся. Сядешь вечерком и покушаешь... Да ты не стесняйся, – обратился Паша к зажавшейся Паттайе. – Кушай на здоровье. А то совсем отощала в своей Японии.
– Я из Таиланда, – заметила Паттайя.
– А по мне, так все равно, лишь бы человек хороший был.
Когда закончили чаепитие, Паша включил телевизор и, оставив пульт на столе, предложил пойти на кухню покурить.
– Девчонка твоя нервничает, переживает за тебя, вижу, любит тебя. – И без всякого перехода утвердительно спросил: – Водку будешь?
– Я за рулем.
– Утром поедешь. А твоей девчонке в комнате постелю...
– Тогда давай, – не стал дурака валять я, – только позвоню, скажу, что верну машину утром.
Я позвонил – предупредил Сильвио, он вопросы задавать не стал.
– Не думал, что ты приедешь, – закурив, заметил Баздырев.
– Ну что, оформим мое появление
– Давай выпьем за офицеров! – не отвечая на подначку, предложил Паша.
Чокнулись, выпили. Потом – без долгой паузы – по второй. Закусили соленой килькой и Глашиными пирожками. Мужской разговор в обычное русло вошел после «третьего тоста»: не чокаясь, за тех, кто не вернулся. Паша сдержанно похвалил мою игру в догонялки «на грани фола», заметив, что сам любит веселый кураж. А потом (привычка – вторая натура) начал меня «колоть». Я это почувствовал не сразу, да и сам он, осознав это, с видимым усилием изменил направленность разговора. А вообще, говорили мы о жизни и службе. У каждого было что вспомнить.
– Вот видишь, Паша, когда без протокола (магнитофон не припрятал?), ты мне веришь, киваешь, и в глазах твоих вижу понимание...
Паша соглашался:
– Я не знаю, чего больше в своей жизни – или водки выпил, или жуликов расколол... Я вот твою биографию наизусть помню... Все твои подвиги. Но ты веришь мне, что я несколько запросов делал, целых три, но в личном деле Раевского В.И. нигде нет упоминания о каких-то мероприятиях по защите свидетеля. Одно личное дело, как обычно, хранится в военкомате, второе – в архиве бывшей налоговой полиции... Все проверено от корки до корки. В МВД твоего дела нет и не было, ты у нас не служил. Правильно?
– Для всех правильно, а для меня одного – неправильно. Такое бывает?
– Бывает. Это – упрощенная суть Уголовного кодекса: в интересах всех правильных выявить и наказать одного неправильного.
Незаметно мы выпили одну бутылку водки и перешли ко второй.
И тут, как и следовало ожидать, завязался ожесточенный кухонный спор на темы сугубо служебные. Как оказалось, Паша, погрязнув в «деле придурка Кузнецова В.И.», досконально изучил существующее в нашей стране законодательство о государственной защите свидетелей. Да и я, кстати, пока мыкался по следственным изоляторам, тоже в этом вопросе поднаторел.
Начал Паша. Почти наизусть он оттарабанил выдержку из закона «Об оперативно-розыскной деятельности»:
– С такими, как ты, сотрудничавшими с органами, в целях обеспечения безопасности допускается проведение
– Ну, и ка-а-кие это меры? В УПК написаны... Ну, просто помереть можно от чувства благодарности! Вот слушай, если есть наличие достаточных данных о том, что тебе угрожают убийством, повреждением рожи или имущества, то могут применяться меры безопасности. А вот кто это измеряет, достаточное наличие опасности? Ну, хрен с ним, измерили, постановили защитить. А как? А вот мы сохраним в тайне данные о твоей личности, твой телефон на прослушку поставим. Что еще? Ну, спрячут тебя за шторку во время опознания преступника, который обещал тебе горло надкусить. Ну, проведут закрытое судебное разбирательство без твоего контакта с подсудимым. Ну, фамилию твою не назовут в суде... Все это туфта, ты это сам знаешь. После приговора любой судебный клерк может найти твои концы. Да и не только клерк...
Потом я прочел Паше краткую лекцию о том, что за рубежом (например, в США, Канаде, Италии, Германии) уже давно существуют специальные законы о защите свидетелей. Даже в Казахстане, Молдове, Украине приняты такие законы.
Паша кивал и подливал... А потом открыл великую тайну:
– У нас в России тоже все будет. Законопроект готовят в Думе, МВД и в Совете Федерации – о государственной защите свидетелей. К концу года должны принять. Там и про изменение внешности тоже будет... Точно тебе говорю: с нового года будешь «в законе».
Он предложил за это дело выпить, но я урезонил его, посчитав, что это плохая примета – пить за нерожденное дитя. Сошлись на тосте «за доверие».
– Видишь ли, Паша, – разматывал я перед хозяином свою душу, – я временами чувствую себя призраком... После пластической операции я боялся посмотреть на себя в зеркало. Сейчас страшусь глянуть – и не увидеть своего отражения...
Паша кивал и подливал... Он уже не делал попыток меня расколоть, а я – найти новые доказательства моей полной непричастности к «убийству Раевского». Лейтмотив разговора все больше склонялся к извечно русскому «ты меня уважаешь?», только несколько в иной интерпретации – «ты мне веришь?». Время от времени он вскидывал свою бычью голову, стучал по столу кулаком-кувалдой и говорил: «Верю!»
– А почему раньше не верил? – домогался я.
– А потому что водки с тобой не выпили, – пояснял Паша. – Не разобрался я в тебе. Да и ты парень непростой. Как вот тебя с такой легендой за чистую душу воспринимать? Знаешь, сколько за свою жизнь я выслушал сочинителей: и «ветераны» всяких войн, и «ученые-ядерщики», и «заслуженные артисты», и «дети белоэмигрантов»... Эти уже напоследок поперли.
В паузе между выпитыми бутылками я вспомнил о Патке. Заглянул в комнату. Она заснула, свернувшись калачиком на диване. Я не стал будить ее, предлагая водку и сомнительное удовольствие скрасить мужскую компанию. Накрыл одеялом, выключил телевизор и свет в комнате.
– Зови к нам, – сказал Паша.
– Она спит.
– Вот такая у тебя девчонка! – показал Паша большой палец. – Я в людях толк знаю. Сколько перевидал супругов разных ненаглядных. А вот, не дай бог, «закроют» в СИЗО мужа или жену... Еще приговора не было, а «половина» уже быстрым бегом на развод подает. А тут, бывает, опа – и оправдательный приговор! Картина Репина «Не ждали»... А вот твоя девчонка, видишь какая, все за тобой, в психушку, из психушки вытащила... Ну, скажи, зачем ей, красивой девчонке, иностранке, из Таиланда, такой, как ты, – ни кола ни двора, гол как сокол...
– Ты меня уж совсем не опускай! – возмутился я. – Я все имел, у меня, как у Тутанхамона, всё было. Вот только наше любимое государство однажды чихнуло на меня, когда ему в нос какая-то соринка залетела... Я бы, Паша, руку дал на отсечение, чтобы узнать, что это за «соринка» и откуда прилетела... А ты, Паша, конечно, если б захотел, смог бы найти.
Баздырев поскучнел.
– Зачем ты сбежал из психушки до приговора суда? Дурачок.
