– Чертова гордость! – выдохнул он. И она не знала, чью гордость он имел в виду, свою или ее. – Ты перевернула все во мне. Я не могу ни о чем думать. Твое влияние на меня подобно яду или наркотику. Я никогда в жизни не чувствовал себя так ужасно и так прекрасно. Я люблю тебя, и мне кажется, так давно, что уже не помню, какой была моя жизнь до того, как я тебя встретил. Я не могу представить своей жизни без тебя. Но если ты не можешь меня простить или, если ты не уверена, что сможешь полюбить меня, скажи мне об этом сейчас. Мне нужно знать, Эллин! Я больше так не могу.
Его слова зашумели у нее в ушах, как отдаленный морской прибой, и в какой-то момент ей показалось, что она упадет в обморок. Он был ее единственной поддержкой, единственной опорой в мире, которая так неожиданно рассыпалась в прах.
Руки Джошуа обнимали ее, и ей хотелось навсегда остаться в этих сильных и очень теплых объятиях.
– Я… – неужели это ее голос, такой слабый и бездыханный? – Я могу любить тебя, Джошуа, – сказала Эллин, прикасаясь к его щеке своей здоровой рукой. – Я могу. И я люблю. Да…
Он взял ее за руку и прижал к своей щеке, улыбнувшись уголками рта.
– Тогда поехали домой, миссис Мэннерс, – прошептал он настойчиво. – Нам давно надо рассчитаться друг с другом по одному делу.
– Я уже потеряла счет поцелуям, Джошуа, которые тебе должна, – призналась она, проводя кончиком пальцев по его расслабленному чувственному рту в темноте.
Раскатистый смех согрел ее.
– Скоро мы сведем счеты.
И это было ее заветным желанием.
Супруги Джошуа распрощались с Бельмонтами, жалуясь на свою общую усталость. Эллин не могла удержаться от мысли, что те поняли ложь, потому что она ясно видела на лице мужа огонь желания, и Эллин чувствовала, что ее собственное желание румянцем выступило у нее на щеках.
Когда Джошуа позвал ожидающий напротив дворца экипаж, она вспомнила, что должна кое о чем сказать ему. Эллин подождала, пока он помог ей войти, и пока лакей закрыл за ними дверь.
– Джошуа, я…
– Tc-c-c. – Приказал он ей, присаживаясь к ней поближе в темноте и заключая в свои объятия. – Молчи сейчас. Не говори… ничего…
Сдержанность, которую она чувствовала в предыдущих поцелуях, исчезла. Он с силой и жадностью припал к ее губам, как жаждущий к артезианскому источнику. Эллин радостно уступила ему, наслаждаясь тем, как он исследует ее языком и губами.
Она почувствовала, что у нее в горле задержался стон, когда его рука медленно, не спеша нашла ее грудь, от возбуждения натянувшую материю платья до того, что она, казалось, вот-вот лопнет. Под покровом одежды соски отвердели, и его ласкающие руки убедились в этом. Его пальцы то нежно, то более настойчиво умело воздействовали на эту восхитительную часть ее существа.
Джошуа оставил ее губы, и она издала от этого приглушенный крик. Через мгновение он прижал лицо к возвышению ее груди, украшавшей вырез платья. Жар его губ иссушал Эллин. Ее бедра ответили трепетом, потрясшим все тело, и заставляли все больше хотеть его. Ее руки были в его густых, темных волосах, чтобы задержать его там…
– Джошуа, – произнесла Эллин мучительным шепотом. – Джошуа, Джошуа…
В ответ он провел вниз рукой по ее телу мимо талии, потянул за юбку. Он оставил эту, по общему признанию, смущающую процедуру, довольствуясь тем, что очертил контур ее бедер и прижал к ней свое разгоряченное тело, пока оно не заболело.
Но это была сладкая боль.
Когда экипаж резко затормозил, Джошуа отстранился от нее, тяжело дыша. Эллин, чье желание пока не было удовлетворено, еле овладела собой, когда извозчик открыл дверь, чтобы выпустить их возле Пельера.
Они не разговаривали, пока шли в номер. Эллин не верила своему голосу, потому что все ее чувства сконцентрировались в одной или двух частях ее тела. Джошуа нащупал ключ, а Эллин молилась Богу, чтобы Мисси уже легла спать. Она понимала, что не способна трезво мыслить, либо что-нибудь объяснить сейчас Мисси.
В номере было темно и тихо. Джошуа взял ее за руку и повел в свою комнату. Эллин пошла за ним, и с каждым шагом все больше трепетала от предвкушения.
В номере Джошуа запер дверь и зажег небольшую лампу на столе возле кровати. Некоторое время он стоял и смотрел, как комната заливается тусклым золотистым светом. Когда он снова взглянул на нее, в его ясных темных глазах она увидела всю силу любви к ней.
Эллин затаила дыхание.
– Иди сюда, – попросил Джошуа, распахнув объятия. Она охотно подошла к нему и взяла его за лацканы пиджака.
Последовала возня, хихиканье, поцелуи и вздохи, и вскоре они уже оказались в постели Джошуа. Острое желание, которое они испытывали в экипаже, сменилось томной медлительностью. Они были одни, вместе, и их ничего не разделяло: между ними не было даже простыни. Все время в целом мире принадлежало только им одним, и они могли наслаждаться друг другом и своей любовью. Эллин лежала на спине, растягивая удовольствие от предчувствия того, что должно было произойти. Джошуа, лежавший рядом, оперся на локоть, и смотрел на нее с явным восхищением, повергшим ее в дрожь.
– Бог мой, да ты красивая женщина, – выдохнул он, проводя пальцем линию от шеи возле левого уха до небольшой родинки прямо над соском ее левой груди. – И эта родинка моя. Можно взять ее?
От его действий ей вдруг стало тяжело дышать. Эллин кивнула и проглотила комок в горле. Она рассматривала его лицо, пока он смотрел на ее родинку, и чувствовала, как в ней поднимается волна
