– Может быть. Ведь он мог бы нам что-нибудь прояснить. Глория иногда брала его с собой в Бреду, хотя в последний раз этого не сделала. По крайней мере, его не было среди ее вещей.
– Кто вам о нем сказал?
– Давид, кузен Глории. Он однажды его видел. Думаю, надо поискать.
Купидо заметил, как Англада напрягся, это непредвиденное обстоятельство его несколько насторожило. Наверняка Глория писала о нем какие-то интимные вещи, упоминала небольшие обиды, мелкие трения, нескромные и веселые подробности, и Англада скорее всего боялся, что детектив будет все это ворошить и лезть в их с Глорией жизнь, которая не имеет отношения к расследованию. Тем не менее он кивнул:
– Думаю, Глория была бы согласна.
– Где она могла его хранить?
– Сейчас я припоминаю: однажды я в шутку сказал, что тайком его прочитаю. Она ответила, что мне никогда дневник не найти – она хранит его, как зеницу ока, – медленно произнес Англада.
Они оглядели студию, пытаясь определить возможные места для тайников.
– Не думаю, что он здесь. Скорее в квартире. Как только вы туда попадете, вы поймете, почему я так говорю.
– Вы были правы, – согласился Купидо, когда они спустились в квартиру.
Это было жилище с более высокими, чем обычно, потолками, украшенными алебастровыми карнизами и слишком большими розетками. Прихожая переходила в просторную гостиную, разделенную перегородкой с двойной раздвижной дверью на две симметричные части. Квартира больше походила не на жилище молодой женщины, а на наследство недавно умерших родителей, которые и придумали все эти массивные украшения. Глория не хотела отказываться ни от превосходной мебели, ни от обилия лепнины, ни от развешанных родителями фотографий; она даже не стала вешать на незанятые места на стенах свои картины. В результате большая комната оказалась заполненной вещами, там было много мест для тайников.
– Понадобится, наверное, целый день, чтобы все здесь досконально обыскать. Взгляните, например, на это, – сказал Англада, указывая на буфет с оригинальным рисунком и секцией из маленьких ящичков, похожих на те, что используются в типографии, и двумя широкими нишами для хрусталя. – Он сделан по чертежу Глории, она могла устроить тайник где угодно.
– На двоих нам понадобится полдня, – прикинул Купидо.
Если дневник действительно спрятан, то, как полагал Купидо, не в тайнике, устроенном в каком-либо предмете мебели, а в месте доступном, но в то же время трудновообразимом.
Он подумал, что Англада предпочел бы найти дневник и прочитать его в одиночестве, но было уже слишком поздно идти на попятный. Англада платил за расследование и не стал бы чинить ему препятствий.
– Согласен, давайте начнем прямо сейчас. Может, найдем через несколько дней, – сказал Англада унылым тоном, какого Купидо не слышал у него даже в первую их встречу. – Но прежде мне нужно позвонить.
Он снял телефонную трубку, набрал номер и сказал, чтобы его не ждали в офисе в течение нескольких часов, так как он занят. Затем повесил трубку и обратился к детективу:
– Давайте начнем со спальни.
Это был долгий, тщательный и систематический поиск. Каждый угол, каждый закуток, каждая щель между полками или двумя предметами одежды, висящими в шкафу, каждый стеллаж с книгами о живописи, авиации или военными биографиями, каждая корзина с журналами были досконально проверены Англадой, который время от времени прерывался, будто погружаясь в воспоминания, и детективом, немного смущенным сознанием того, что он вторгается в чужую жизнь. Здесь все осталось таким же, как и при Глории, и ее внезапное исчезновение словно застигло квартиру врасплох: казалось, она была готова к быстрому возвращению хозяйки и хранила на виду самые используемые вещи: пинцет для депиляции рядом с маленьким увеличительным зеркальцем, наполовину разгаданный кроссворд в последней газете, пустую банку из-под кока-колы, которую забыли выбросить, компакт-диск в проигрывателе. Каждый интимный предмет одежды, который тактичный Купидо оставлял на осмотр Англаде, каждый запах, скрывавшийся в платке или в старой, вышедшей из моды сумке, каждая расческа или тюбик губной помады, закатившийся под диванную подушку, сообщали сыщику какую-то новую информацию о своей хозяйке, о ее вкусах, капризах и маленьких пристрастиях, о том, что доставляло ей радость, а что, наоборот, мешало или раздражало. Из мелких деталей он составил себе образ женщины, наделенной острым зрением и тонким обонянием – что чаще всего вызывает приступы ностальгии. В углублении шкафа или в каком-нибудь мебельном ящике Рикардо находил сухую веточку тимьяна, или ароматизированные деревянные шарики с фруктовым запахом, или коробочку с лепестками, которые сначала испускали почти неприметный аромат, а секунду спустя – резкое смешение запахов. Что касается зрения, то вся ее одежда, чемоданы и предметы личного пользования были ярких цветов, которые, кажется, так и приглашают их с чем-нибудь комбинировать.
Иногда Купидо спрашивал Англаду о каком-нибудь предмете или детали, привлекших его внимание. В другой раз тот сам показывал какую-нибудь статуэтку, которая вызывала у него воспоминание о поездке, или альбом с фотографиями; от фотографий, где Глория и Англада были запечатлены вместе, у детектива осталось четкое ощущение, что они все неизменно чем-то разделены: вот они на выставке, а между ними – картина, а вот они сидят по разные стороны стола в квартире Англады или держатся за руки, в то время как на них бесцеремонно смотрят сто крошечных лиц с фотографии выпускного курса.
Купидо изумился, найдя в керамической коробочке, полной маленьких украшений, значок – точно такой, какой был воткнут в указательный палец Глории.
– Что это? – спросил сыщик.
Адвокат, не проявляя особого интереса, взял его в руку.
– Это логотип одной из тех экологических кампаний, что никогда ничего не добиваются. Его придумала и нарисовала Глория или, по крайней мере, была соавтором. А потом заставила всех своих знакомых купить такой. Здесь, наверное, еще несколько валяется.
Они перебрали все, что только можно, но не нашли дневника, где Глория написала: «Вчера он меня напугал. Но страх – отнюдь не невинное чувство». Купидо не знал ни как истолковать эти слова, ни к кому они относились, но они вселяли в него тревогу. Он посмотрел на Англаду, сидящего на
