Энди просто оторопел.
– Извините, – раздается чей-то голос. Я оборачиваюсь, ко мне обращается женщина средних лет. Вид у нее смущенный.
– Не хотела вам мешать, но я слышала, это вы восстановили свадебное платье. То есть, я полагаю, вы взяли старое платье и подогнали его?
– Да, так и есть. Господи, да что такое происходит?
– Понимаете – мне, право, неловко вас отрывать, – но моя дочь очень хочет надеть свадебное платье бабушки на свою свадьбу. Однако нам никак не удается найти, кто бы взялся… э-э… восстановить его. Все, к кому мы обращались, говорят, что ткань очень старая и хрупкая, и они боятся испортить платье.
– Да, – говорю я, – в этом беда старых тканей. Правда, они куда лучшего качества, чем современные. Я выяснила, что если пользоваться только натуральными очистителями – без всяких химикатов, то можно добиться неплохих результатов.
– Натуральные очистители, – повторяет женщина. – Дорогая, а нет ли у вас визитки? Мне бы хотелось обсудить это с вами в ближайшем будущем. – Она смотрит на Энди. – Я вижу, вы сейчас очень заняты.
– М-м, – я хлопаю себя по бокам и вспоминаю, что это платье без карманов. А если б они и были, у меня все равно нет визиток. – Нет, но я найду вас и дам свои телефоны чуть попозже, хорошо?
– Было бы чудесно, – отвечает женщина и снова нервно смотрит на Энди. – Увидимся… позже.
Она отходит, а Энди, словно не может больше сдерживаться, кричит:
– Лиззи, опомнись! Что ты говоришь?! Понимаю, может, нам надо немного побыть врозь. Может, когда пройдет немного времени, ты все поймешь. Я тебе докажу. Я буду обращаться с тобой так, как ты захочешь, и все исправлю, Лиззи, клянусь. Когда ты вернешься осенью в Анн-Арбор, я тебе позвоню.
Меня обуревают странные чувства, когда он говорит это. Я не могу этого объяснить, но он словно бы приоткрыл мне завесу будущего…
И я вижу это будущее так отчетливо, словно это фото с высоким разрешением.
– Я не вернусь осенью в Анн-Арбор, Энди, – говорю я. – Разве что за вещами. Я переезжаю в Нью- Йорк.
Позади меня Шери выдыхает:
– Ура!
Но когда я оборачиваюсь к ней, она с каменным выражением лица наблюдает, как Лорена потчует гостей новым шлягером.
– В Нью-Йорк? – Энди удивлен. – Ты?
– Да, я, – говорю я совершенно не своим голосом и выпячиваю вперед подбородок. – А что? Считаешь, у меня не получится?
Энди мотает головой.
– Лиззи, я люблю тебя. Я верю, что у тебя может получиться все что угодно. Все, что ты задумаешь. Ты просто потрясающая девушка.
Только звучит это как «ты потряфающая». Ну да ладно. Все равно я его прощаю за все.
– Спасибо, Энди, – говорю я, расплываясь в улыбке. Может, я все же в нем ошибалась? Не насчет того, что нам не надо быть вместе, конечно. Но, может, он все же не так уж плох? Может, мы даже останемся хорошими друзьями…
– Извините, – снова раздается чей-то голос. Только на сей раз эти не хьюстонская матрона, интересующаяся, как вывести пятна с пятидесятилетнего платья.
Передо мной возникает Люк.
И вид у него далеко не радостный.
– Люк, – говорю я, – привет…
– Это он? – спрашивает меня Люк и показывает пальцем на Энди.
Не понимаю, что на него нашло. Люк обычно так вежлив со всеми.
Со всеми, кроме меня. Но, думаю, я это заслужила.
– Э-э, – я неловко пожимаю плечами. – Люк, это Энди Маршалл. Энди, это…
Но закончить мне не удается, потому что Люк замахивается, и его кулак врезается в челюсть Энди.
Да здравствует анархия! Таков был клич членов панковского движения восьмидесятых годов. Но в их постапокалиптическом стиле не было ничего анархичного. Панковское движение вкупе с увлечением фитнесом, возникшим в те же восьмидесятые, еще долгие годы влияли и на высокую, и на уличную моду, осчастливив нас такими предметами гардероба, как высокие бутсы и трико для занятий йогой.
26
Молчание – самый невыносимый ответ.
– Он пытался меня убить, – все повторяет Энди. Мадам Лорен прикладывает к его губе полотенце со льдом, поэтому речь Энди невнятна.
– Да не пытался он тебя убить, – устало повторяет Чаз. – Хватит вести себя, как изнеженный ребенок.
– Эй, – возмущается Энди из своего убежища за кухонным столом. – Посмотрел бы я на тебя, если бы
