какой-то придурок ни с того ни с сего въехал тебе по лицу.
Только из-за акцента и разбитой губы у него выходит так: «Пошмотрел бы я на тебя, ешли б какой-то приджурок шо всей джури въехал тебе по лишу».
– Чаз, – спрашиваю я озабоченно, не обращая внимания на их перепалку. – А где Люк?
– Не знаю, – говорит Чаз, хотя именно он разнимал драку. Правда, драки как таковой не было. Скорее, один человек пытался убить другого. После удара Люк тут же отдернул руку и стал трясти ею. Видимо, поранился о зубы Энди.
Теперь Энди жалуется, что они качаются. Чаз, подошедший поздравить Шери с тем, что она так опозорилась на сцене, удержал Энди от ответного удара.
Благо, многого для этого не потребовалось – просто положить руку на плечо. Из Энди, как видно, любовник лучше, чем боец.
Впрочем, сам он об этом не догадывается.
– С чего он взбеленился?! – кипятится Энди. – Я ничего плохого не сделал Лиз! Я просто разговаривал с ней!
– Лиззи, – скучающим тоном поправляет его Шери. Она стоит, прислонившись к раковине, стараясь не мешать официантам, разносящим первое блюдо – лосося. Шеф-повар же пытается пробиться к плите со вторым блюдом – фуа-гра. – Ее зовут Лиззи, а не Лиз.
– Да неважно, – шипит в полотенце Энди. – Когда я найду этого мерзавца, я ему покажу пару приемов.
– Никому ты ничего показывать не будешь, – твердо заявляет Чаз. – Потому что ты уезжаешь. В три часа есть поезд на Париж, и я прослежу, чтобы ты на него попал. Ты и без того натворил дел.
– Да ничего я не сделал! – вопит Энди. – Вот ваш французский мерзавец…
– Он не француз, – все тем же скучающим тоном говорит Шери, разглядывая свои ногти.
– Лиззи, – обращается ко мне Энди из-под полотенца, – послушай. Мне неловко сейчас поднимать эту тему, но как насчет денег?
Я хлопаю глазами.
– Денег?
– Ну да. Ты обещала одолжить мне на оплату обучения. Они мне очень нужны, Лиз.
– О нет! – взрывается Шери. – Да как он…
– Шери, – твердо обрываю я. – Я сама справлюсь. А я смогу.
Нет, я, конечно, не думала, что он проделал весь этот путь из любви ко мне.
Но мне и в голову не приходило, что он сделал это из-за денег.
– Энди, ты приехал сюда спросить, не одолжу ли я тебе пятьсот долларов?
– Вообще-то, – замечает Энди, хотя слова его все еще приглушаются полотенцем, – ты сказала, что просто дашь их мне. Но все равно, будем считать, что одолжишь. Мне ужасно неловко просить об этом, но в какой-то мере ты мне эти деньги должна. Ты жила у меня в доме, и отец тратил деньги на бензин, чтобы встретить тебя в аэропорту, и…
– Можно, я еще раз ему врежу? – спрашивает Чаз. – Лиззи, пожалуйста!
– Нет, нельзя, – отвечаю я.
По моему выражению лица Энди, видимо, понял, что денег давать я не собираюсь: его омерзительной физиономии больше не видно – он весь как-то съежился за полотенцем и закрыл глаза.
– Энди, ты что, плачешь? – Шери от удивления открывает рот.
И мы в этом убеждаемся, как только он начинает говорить.
– Ты хочешь сказать, – подвывает он, – что я напрасно проделал весь этот путь, и ты не дашь мне денег?
Я потрясена. Он плачет? На самом деле плачет? Должно быть, Люк врезал ему сильнее, чем нам показалось.
– По телефону ты сказала, что не можешь сейчас обсуждать это. И все! – всхлипывает Энди. – Ты ничего не сказала, что…
– Энди, – я качаю головой. – А чего ты хотел? Мы же расстались.
– Ты не понимаешь, – рыдает Энди. – Если я не заплачу им деньги, которые задолжал, они… переломают мне ноги.
Мы втроем недоуменно переглядываемся.
– Бухгалтерия деканата переломает тебе ноги, если ты не заплатишь за обучение?
– Нет. – Энди судорожно вздыхает и отнимает полотенце от лица. – Я соврал. На самом деле я задолжал деньги парням, которые организуют покер. И они… требуют вернуть их. Пойти к маме и папе – они просто выставят меня из дома. И все мои друзья сейчас разъехались. Правда, Лиззи… ты моя последняя надежда.
Его слова повисают в воздухе. Чаз просто улыбается, а Шери сверлит меня взглядом: «Не делай этого, Николс. Не повторяй своих ошибок».
Нарушая тишину, я совершенно спокойно произношу:
