бородка выразительно завибрировала. — Так вот, Диш, вчера я выгнал к чертовой бабушке этого бездаря Блуамона. Теперь вы — главный художник. Рады? За год мы перекроим весь магазин, так что будет куда приложить способности. Это вам не трамвайные провода, хе-хе-хе…
Магазин Глома постепенно обновился, залы всегда были полны, продавцы только успевали поворачиваться, конкуренты косились на Глома, а он только руки потирал, прикидывая дневную или недельную прибыль.
Диш постоянно придумывал что-нибудь новенькое. То просто подновлял оформление витрин, находя более выразительные сочетания цвета, то предложил делать манекены из упругого пластика вместо мертвого папье-маше, то, наконец, поставил за стекло невидимые с улицы ветродуи, которые, развевая подолы, плащи и косынки, оживляли статичные фигуры, создавая притягательную иллюзию движения.
Но конкуренты не дремали, очень многое из того, что сделал Диш, моментально перекочевывало в витрины других магазинов, доходы шли на убыль, и Глом все чаще ходил мрачным, а Диш все чаще задумывался. Старая реклама уже не действовала, надо было срочно придумать нечто принципиально новое, сногсшибательное, а Диш понятия не имел, что. И тогда он начал бродить по городу, изучая работу своих коллег, раздумывая перед витринами и смеша публику.
Старик Глом все больше нервничал: то требовал немедленных перемен, то умолял не торопиться, подумать хорошенько, чтобы найти некое радикальное средство, а на днях даже намекнул, что слишком много безработных художников шатается вокруг, не взять ли кого из них… в помощь Дишу?
День и ночь Диш ломал голову в поисках решения, грыз мундштук, варил кофе на спиртовке, но ничего не мог придумать. Нужен был заряд, импульс, чтобы какой то винтик шевельнулся в голове, и тогда мысль сначала легко и плавно, а потом все быстрее, все энергичнее заработала бы в заданном направлении. Но такого заряда пока не было.
5
Он жил в маленькой комнатушке под магазином, кстати, совсем рядом с «Утильной», в комнатушке без единого окна, где стояли только продавленный диван, облезлое кресло да столик, на котором он варил кофе. Поначалу такое жилье вполне устраивало Диша: днем не тратилось время на ходьбу в магазин, а ночью, когда в огромном здании не оставалось никого, кроме сторожа, хорошо было разгуливать гулкими залами и думать.
Диш не знал никаких развлечений, по выходным работал, как в будни, и жизнь его текла монотонно, если не считать непрестанного увлекательного полета мысли. Все это удовлетворяло его. Правда, в последнее время, бродя по городу, он начал замечать, что обыватели посмеиваются над ним, а иные даже считают малость чокнутым — это не трогало Диша, он умел прощать людям их маленькие слабости.
Зато какую радость доставляла ему улыбка молоденькой продавщицы, весь день простоявшей за прилавком. Он знал, как нелегка жизнь этих созданий и как редко дарят они улыбки не по обязанности. Ему они улыбались от души — и не только за то, что после его работы над новой витриной увеличился поток покупателей, все неходовые вещи брались нарасхват и хозяин вынужден был приплачивать процент к жалованию — небольшую, но приятную сумму, на которую девушка могла купить одну из вещиц своего прилавка или провести воскресенье в загородном парке. Нет, не только за это любили они нескладного Диша! Он умел сделать их жизнь чуточку краше и веселее. Они восторгались его витринами, где товары словно оживали, выставляя напоказ все свои достоинства и пряча недостатки. Они весело смеялись его шуткам и замирали в восторге, когда Диш говорил с ними, потому что он-наверное, один во всем мире! — умел говорить с ними по-человечески.
Да, юные продавщицы магазина любили его Но вовсе не о такой любви мечтал лишенный семьи и друзей Диш. Он ждал, что рано или поздно простое обожание перейдет в страсть, и тогда одно из этих ветреных созданий, например, хорошенькая большеглазая Фанни…
За годы войны приходилось ему попадать в положения, очень похожие на то первое, так напугавшее его. Раз даже — в том самом памятном месте — наткнулся он на загоравших девушек. Они защебетали, пригласили посидеть с ними, но чтобы застыдиться или спрятать ноги!.. В другой раз в пустой примерочной он застал скромную, всегда сдержанную Фанни за примеркой модного корсета. Недотрога и глазом не моргнула, наоборот, обрадовалась, увидев Диша. И как он ни краснел, как ни смущался, а пришлось помочь ей зашнуроваться да еще высказать по поводу корсета свое квалифицированное мнение. Видно, девушки настолько к нему привыкли, что считали своим в женской компании.
Иногда он бывал в их уютных гнездышках на окраине города, его звали запросто, как друга. Ох, уж эти девичьи гнездышки — горка безделушек да флаконов у зеркала, тяжелые занавески и чистенькая постелька в полкомнаты!
Как уютно сидеть здесь рядом с хозяйкой и вести бесконечные разговоры — ни о чем и о многом. Но едва время поворачивало к вечеру, девушки начинали проявлять признаки беспокойства — и он оказывался один на один с гуляющим пьяным городом.
Может быть, осмелься он пригласить ту же Фанни в кино, или в ресторанчик, или в загородный парк на воскресенье, все сложилось бы иначе Но проклятая застенчивость мешала Дишу. Да и зеркало, в котором он виделся изредка с сутулым неуклюжим человеком неопределенного возраста, не поощряло его к более решительным действиям.
Он ходил вокруг Фанни и вздыхал, и поджидал ее в пустых коридорах «лабиринта» — она ничего не замечала, лишь кивала приветливо, как любой из подруг Если бы она пригласила его в гости: Уж он не дал бы выставить себя за дверь! Ему бы положить голову на ее теплое плечо и хоть на час забыться.
Забыть про сырые стены своей каморки, про впивающиеся в бока пружины дивана — и не вспоминать, не вспоминать о тех заботах, которые круглые сутки неотступно преследуют его!
Был ли он влюблен? Едва ли. В конце концов, необязательно Фанни, пусть другая. Его угнетало одиночество.
6
Однажды Глом отчитывал заведующего отделом, который упустил одного из отцов города, ничего не продав ему, кроме галстуков.
— Ну и что же, что он интересовался только галстуками! Не ваше дело, чем он интересовался. Вы обязаны были выложить перед ним на прилавок все. Bce!
Человек с толстым кошельком вправе ожидать, чтобы его желания угадывались наперед:
Больше Диш ничего не слышал. Его охватила та заветная внутренняя дрожь, которая всегда предшествовала лучшим его идеям. Он понял: жар птица рядом, надо хватать ее за хвост. И тогда он изловчился — и поймал птичку.
Назавтра утром он сказал Глому.
— Кажется, я придумал кое-что.
Глом торопливо задернул портьеры на окнах, плотно прикрыл дверь, даже отключил телефон — в последнее время он стал крайне осторожен.
— Слушаю, Диш.
— Я уже говорил вам, что учился в коллеже и всего полгода не дотянул до диплома радиоэлектроника. Так вот — наука пригодилась. Беда в том, что прохожие смотрят на нашу витрину и попросту не замечают ее. Я придумал, как сделать, чтобы витрина приковала взгляд любого идущего мимо. Пусть только посмотрит — и он наш.
— Прекрасно! И как же вы надеетесь заполонить прохожего?
— В этом весь секрет. Но боюсь, затея дорого обойдется.
Бородка Глома задергалась от беззвучного смеха.
— Нет такой суммы, которую я не решился бы истратить на рекламу, дорогой Диш. Выкладывайте
