Свет вечный

– Это конец определенной эпохи. Перелом. В Чехии бурлит, как в котле…

– А накипь[403] всплывает, – догадался Бездеховский. – Как обычно на самый верх. А ты? Будешь дальше бороться?

– Нет. Я потерпел поражение. Во всём. С меня хватит.

– До интересных времен пришлось дожить, – вздохнул старик. – Интересных. И смешных и страшных… К счастью, не долго уже этой жизни…

– Да что это вы, учитель…

– Недолго, недолго. Единственное, что меня еще в этой жизни держит, это спирт. Спиртные напитки. Винный спирт, – Бездеховский поднял бокал, – это истинный aether,[404] который устраняет из организма нечистые субстанции, а загустевшей, застывшей и ленивой крови возвращает текучесть и живость. В горилке, как в квинтэссенции, содержится экстракт наивысшей гармонии. Водка действует так, как называется: это вода жизни, aqua vitae,[405] живительная жидкость, которая может продолжить наши дни, отпугнуть смерть и отодвинуть кончину… Эх, что тут говорить! Выпьем!

– Учитель.

– Слушаю тебя, сын мой.

– Я не задержусь в Праге долго, возвращаюсь в Силезию. У меня там… неоплаченные счета. Я навестил вас, потому что… У меня просьба. Настолько нетипичная, что я не смею с ней подойти ни к Телесме, ни к Эдлингеру Брэму… Могу только к вам. В надежде, что вы соизволите понять…

– Вали смело. Что тебе надо?

– Яда.

– У меня есть всё, о чем ты просил, магистр Ян. – Библиотекарь Щепан из Драготуш посмотрел на Бездеховского и Рейневана с подозрением, вывалил на стол охапку книг. – «Turba philosophorum», то есть переведенная «Muszaf algama’a». «Sirr alasrar», «Secretum secretorum», в оригинале, если будут трудности с арабским, попросите помочь Теггендорфа. «Epistola de djsibus tyriacalibus» Арнольда Вильяновы. И уникальное издание: «Questinos de tyriaca» Гвилельма де Корви. Интересно, зачем вам эти два последних произведения? Собираетесь травить кого-то, что ли?

– Вот, – Ян Бездеховский из Бездехова поднял флакон с фосфоресцирующей зеленоватой жидкостью, – твой яд, Рейневан.

Рейневан молчал, был бледен. Бездеховский отложил флакон, почесал свой посинелый нос.

– Твой объект, как ты утверждаешь, – начал он, – постоянно принимает жидкое золото, aurum potabile. Тем самым он абсолютно устойчив ко всем известным токсинам и ядам в их основной форме. Поэтому необходимо применить compositum, многоступенчатый комбинированный яд. Само aurum potabile не реагирует ни с чем. Однако следует предположить, что принимающие aurum употребляют также другие препараты, с целью сохранения органического баланса, соматического равновесия и противодействия побочным явлениям. Такими препаратами бывают confectiones opiatae, некоторые panacea, как, например, Hiera, и некоторые athanasia, как Theriak.[406] Наш compositum, алхимический magisterium Эдлингера Брема, содержит в качестве menstruum[407] безвкусную aqua fortis.[408] Использованные simplicia, если тебе это интересно, это, в частности, зимовик,[409] colchicum autumnale, волчье лыко, daphne mezereum. Ничего особенного и ничего нового, зимовиком, как можно догадаться из латинского названия, травила уже в Колхиде Медея. То, что в нашем композите является наиболее новаторским… и наиболее смертоносным… это буфотенин. Магически обработанная вытяжка из активной субстанции, содержащейся в секрете желез жабы.

Бездеховский взял графин, налил себе.

– Когда попотчуешь его отравой, у объекта через какое-то время появятся симптомы, сопутствующие отрицательной реакции на aurum potabile. Он, как обычно, примет тогда panaceum. С panaceum прореагирует зимовик, вызывая понос. Средство от поноса прореагирует с mezereum, усиливая симптомы и сильно повышая температуру тела. Объект тогда примет Hiera или Theriak, а с получившимся из всего этого реактивом среагирует буфотенин.

– Смерть наступит быстро? Безболезненно?

– С точностью до наоборот.

– Это хорошо. Большое спасибо, учитель.

– Не благодари, – rewerendissimus doctor хлебнул из бокала. – Езжай и отрави сукиного сына.

Люди аж останавливались, оборачивались, глазели с открытыми от удивления ртами, шептались, показывали пальцами. Было что показывать, было чему удивляться. Казалось, что легенды, сказки и рыцарский эпос ожили и посетили Вроцлав, многолюдную Замковую улицу. Серединой улицы, в шеренге расступающихся вроцлавцев, пританцовывая, шагал, прекрасный карегнедой жеребец, покрытый снежнобелой попоной и украшенный вокруг шеи гирляндой из цветов. На жеребце сидел молодой рыцарь в красносеребряном вамсе и бархатном берете с перьями. Рыцарь вёз впереди себя на луке красивую, как на картинке, панну в белой cotehardie[410] и и венке из цветов на светлых волосах, пышных и распущенных, как у лесной нимфы. Панна обнимала рыцаря и одаривала его страстным и полным любви взглядом, а время от времени не менее страстным поцелуем. Конь ступал, ритмично стуча подковами, люди восторженно глядели. Казалось, что во Вроцлав приехал кто-то прямо из строф романса, из слов песни трубадура, из рассказа барда. «Вот, – шептали вроцлавцы, – смотрите, Лоэнгрин везет Эльзу из Брабанта, Эрик держит на луке Эниду, вот Алькасин в объятиях своей Николетты, вот Флорис и Бланшфлер. Вот, смотрите, Ивэн и Госпожа ручьев, вот Гарет и Лионесса, вот Вальтер и Хильдегунда, вот сам Парсифаль со своей Кондвирамурс».

– Смотрят, – Парсифаль фон Рахенау оторвал губы от губ невесты. – Смотрят на нас непрерывно…

– Пусть смотрят. – Офка фон Барут, в скором будущем фон Рахенау, уселась поудобнее на луку, с любовью посмотрела в глаза жениха. – Ты обещал.

Действительно, Парсифаль фон Рахенау пообещал. Поэтому, обоих отцов, Тристрама фон Рахенау и Генриха фон Барута, жених и невеста после официальной церемонии обручения оставили пиву и вину, а матерей, Грозвиту фон Барут и Берхту Рахенау – мечтам о внуках. А жених Парсифаль выполнил обещание, данное невесте. Что он романтически провезет ее через весь Вроцлав. От площади до собора и обратно. На луке. На карегнедом кастильском жеребце, подарке Дзержки де Вирсинг.

Вроцлавцы смотрели. Подковы застучали по доскам и балкам, молодые въехали на Пясковый мост. Прохожие расступались перед ними. Офка внезапно громко охнула, впилась ногтями в плечо Парсифаля.

– Что случилось? Офка?

– Я видела… – Офка проглотила слюну. – Мне показалось, что я видела… Знакомую…

– Знакомую? Кого? Может, вернуться?