– Итак, – поднял чашу епископ, – брандербургский курпринц и маркграф Йоган решил поддержать Силезию в борьбе против еретической Чехии. И шлет нам в помощь четыреста тяжеловооруженных иоаннитов из Марки. Кто бы мог подумать… Ведь отец Йогана, курфюрст[158] Фридрих Гогенцоллерн, чаще как-то о Польше, чем о Силезии заботиться изволит… Ну, да ладно. Это благородный жест со стороны маркграфа Йогана, достойный того, чтобы за него выпить! И за здоровье ваших милостей!
Бальтазар фон Шлибен,
– Госпитальерам Святого Иоанна Иерусалимского, – заговорил он в нос, – нельзя оставаться бездеятельными перед лицом угрозы для веры и Церкви. Мы дали обет и обет выполним. Мы, рыцари брандербургского округа, гордимся верностью обету и принципам ордена.
– Так точно, – гордо подтвердил Миколай фон Тирбах, командор Свобницы.
– Да поможет нам Бог, – добавил, высовывая челюсть, Геннинг де Альцей, брат убитого под Нисой Дитмара.
– Итак, пьем, господа, пьем, – поторопил Конрад. – На погибель гуситам!
– На погибель, – проворчал Геннинг де Альцей.
Епископ знал, что второй его брат, Дитрих, погиб под Драгимом. В Битве с поляками.
– Ваши рыцари, магистр Бальтазар, – обратился епископ к Шлибену, – на время пребывания во Вроцлаве будут гостить в Олбине, у здешних братьев премонстрантов. А все издержки покрою я из своих личных средств. Куда вы отправляетесь из Вроцлава?
– В Легницу. К князю Людвигу.
– Ну как же, – Конрад слегка сощурил глаза. – Ведь Людвиг Бжеский – шурин маркграфа. Хм, хочу искренне надеяться, что теперь, имея под командованием прославленных оружием иоаннитов из Марки, князь Людвиг проявит больше военных дарований, нежели до сих пор. Ибо до сих пор в боях с гуситами он как-то себя не проявлял. Единственно прославился маневренной войной. Ибо чем же еще, если не маневром, является быстрое отступление? Но хватит, хватит о неприятных делах. Ваше здоровье!
– Расскажу вам новость. – Епископ вытер губы, обвел всех взглядом. – Эта новость только что из Франции прибыла, вместе с этим прекрасным бургундским, которое мы пьем. Так вот, в Шиноне, при дворе короля Карла VII появилась крестьянка из Шампани, обычная девушка по имени Жанна, мистичка, а может, и ворожея, ибо короля полностью окрутила и зачаровала. Говорила, что голоса святых с неба назвали ее избавительницей Франции, бичом Божьим на английских захватчиков. И знаете что? Подняла за собой и неповоротливого короля, и все рыцарство, и даже простой люд. Прозвали ее
– Не к лицу, – нахмурил брови Бальтазар фон Шлибен, – такое дело девке. Это какая-то новая мода, французская мода. В вашем дворце, епископ, на Тумском острове, во дворе одну такую мы тоже видели, в мужском одеянии, верхом и с копьем. А негоже девушке надевать мужскую одежду. Богопротивный это обычай. Кощунственный.
– А я вам говорю, – выпрямился епископ, – что цель оправдывает средства. И вы недооцениваете значение символов. Горло порвешь, крича о чести, об отчизне, о вере и Церкви, даже не шелохнутся, для них это пустой звук. А дай им символ, всё равно какой, пойдут за ним в огонь и в воду. Такой символ значит больше, чем военный отряд. Поэтому, кто знает, может, мне поискать такую Жанну и у нас, в Силезии. Назову ее Девственницей, научу про голоса с неба, прикажу вздор нести и на гуситов наускивать, одену в латы, дам флаг в руки… А вдруг подействует?
– Право, нельзя так, – сурово повторил великий магистр. – Мужская одежда на девке – это грех, разврат, чувственная провокация и кощунство. Жечь бы девок, которые мужскую одежду носят, которым кажется, что могут быть ровней мужчине. Жечь таких!
– Естественно, – фыркнул Конрад. – Естественно, что жечь! Но тогда, когда уже сделают свое и перестанут быть нужными.
«От епископа двадцать два гроша, – в очередной раз подсчитывал Крейцарек, скребя пальцем по крышке стола в темном углу постоялого двора «Под мудрым карпом». – От женщины, пахнущей розмарином – тридцать. От Инквизиции – двенадцать, мало, зараза, святоши скупы… От Фуггеров – двадцать. Минус издержки, остается каких-то пятьдесят. А жене тоже надо дать на жизнь, четверо детей, мать твою, пятый на подходе. Господи, когда эта женщина начнет наконец-то ходить со своим животом к чародейкам? Отложить удастся максимум сорок. Мало. Всё еще слишком мало, чтобы совместно со свояком купить у рыцаря Вернера Паневица мельницу над Видавой. Рыцарь Паневиц, чтоб его за вымогательство черти в аду жарили, желает за мельницу восемьдесят пять гривен…
Надо больше работать. И активнее. А становится опасно. Во Вроцлав вернулся инквизитор Гейнче, будет наверстывать упущенное, за Святым Войцехом уже готовят костры. Агентов в городе невпроворот. Кучера фон Гунт вынюхивает и выслеживает. Епископ стал подозрительно любезен… Словно что-то подозревает…
И Грелленорт. Грелленорт два раза посмотрел на меня странно».
За спиной что-то зашуршало. Крейцарек вздрогнул и вскочил, хватаясь за нож и одновременно складывая пальцы в магическую комбинацию.
«Это только крыса. Только крыса».
Конрад из Олесницы в тот вечер не был один в своих палатах, Стенолаз знал об этом, догадывался, кого застанет. Сплетня о новой епископской любовнице быстро разлетелась по Вроцлаву, так же быстро перестала быть сплетней, а стала самой официальной информацией. Семнадцатилетняя Клаудина Гаунольдовна не была первой мещанской дочерью, на которую епископ положил глаз, и которая стала в результате этого
Официально оплаченная Клаудина, дочь вельможных Гаунольдов, сидела на турецком табурете возле епископа, занимаясь тем, чем обычно, то есть, объедаясь засахаренными фруктами и раскрывая свои прелести. Блестяще-золотые волосы она распустила, как замужняя женщина и то и дело выпячивала привлекательный бюст, вполне хорошо видный в глубоком декольте. Каждый раз, когда вкладывала в карминовые губы засахаренный фрукт она замирала на время достаточно долгое, чтобы иметь возможность полюбоваться подаренными епископом перстнями.
– Милости прошу, Биркарт.
– Да бережет Бог вашу милость.
Клаудина Гаунольдовна подарила ему томный сапфировый взгляд и вид дорогой туфельки из-под края платья. Стенолаз знал, что при ней можно было спокойно говорить обо всём. Необычайную красоту и незаурядные достоинства тела природа уравновесила недостатками. Главным образом – в мозгах.
Епископ глотнул из кубка. Несмотря на поздний час на вид он был совершено трезв. В последнее время это случалось всё чаще. Стенолаз заметил себе в памяти, чтобы при случае прижать и вынудить дать показания епископского лекаря. Потому что это могло быть симптомом
