наполнишь. Я правильно говорю, ваша милость Острожский?
– Прощайте, – Рейневан не стал дожидать, пока его милость подтвердит. – Бог с вами.
– А ты куды? – холодно спросил Федька из Острога. – Чего удумал? Донести Прокопу? Нет, браток, не выйдет. Хватай его, Куропатва!
Рейневан увернулся, толкнул Куропатву на Надобного. Вейднар вскочил со скамьи, Рейневан приемом Шарлея дал ему пинка по колену, потом падающему заехал в нос. Тлучимост герба Боньча бросился на него и обхватил, к нему на помощь поспешил через стол путный боярин Данило, сметая и разбивая посуду. Острожский, Скирмунт и Якубовский не тронулись с мест.
В руке боярина блеснул нож, Рейневан вырвался с объятий Тлучимоста и потянулся за собственным кинжалом, но Вейднар повис ему на локте, а Куропатва захватом обездвижил левое предплечье. Боярин Данило пихнул ножом.
А Рейневану припомнился Бруно Шиллинг, ренегат из роты смерти.
Он отклонил корпус, чувствуя на груди локоть вооруженной руки, согнул резким движением тела, выкрутил, перевернул, толкнул плечом что есть силы. О чудо, получилось, хотя и не совсем. Вместо того, чтобы войти в горло, перевернутое лезвие только распороло щеку. Боярин завыл, как зверь, залил кровью себя и всё вокруг. Федор из Острога заревел.
Заревел и упал ударенный рукоятью палаша Тлучимост, закричал Надобный, которому рубанули ладонь. Получивший удар кулаком и пинок Куропатва полетел на стол, в глиняные черепки и разлитое пиво.
– Ноги, Рейневан! – Урбан Горн махнул палашом и пинком повалил пытающегося встать Вейднара. – Ноги! На лестницу! За мной!
Ему не пришлось повторять дважды. Снизу их настигало завывание путного боярина. И бешенный рев князя Федьки из Острога.
–
– Твою мать, – Урбан Гор сгорбился в седле. – Кровоточит. От этих эксцессов у меня швы разошлись.
– У меня тоже разошлись, – Рейневан пощупал бедро, оглянулся за спину. – Я займусь этим, у меня есть при себе инструменты и лекарства. Сначала, всё-таки, давай отъедем.
– Давай, – согласился Горн. – Отъедем, как можно дальше. Прощай, город Одры. Ну, что будем делать, дружище? Поедешь со мной в Совинец?
– Нет. Я возвращаюсь в Силезию. Ты забыл? Гиневра в беде.
– Тогда спасай Гиневру, Ланселот. А злой похититель Мелеагант должен свое получить. Вперед.
– Вперед, Горн.
Они пустили коней в галоп.
Глава двенадцатая,
в которой женщина, пахнущая розмарином, предлагает Рейневану сотрудничество и помощь, в результате чего дела принимают плохой оборот. Ситуацию спасает легенда, которая словно
Недалеко от школы, напротив дома командории иоаннитов, на карнизе, чтобы возвыситься над собравшейся толпой, стоял человек в черной епанче, с длинными, редкими, спадающими на плечи волосами.
– Братья! – кричал он, оживленно жестикулируя. – Антихрист объявился! Среди знамений и лживых чудес! Предсказанный убийца святых, сидящий как тиран в городе семи холмов! В Риме, проституируя престол Петра, правит наместник сатаны и главарь сатанинских слуг! Правдиво говорю вам, папа римский – это Антихрист! Мерзость, посланная адом.[192]
Толпа слушателей увеличивалась. Лица слушающих были мрачными, мрачным было их молчание, злое, тяжелое, поистине гробовое. Было это скорее необыденно, поскольку обычно выступления такого типа, в последнее время очень частые, сопровождались смехом, криками «браво» и возгласами одобрения, перемешанными со свистом и руганью.
– Что такое сегодня, – возбужденно кричал длинноволосый, – Римская Церковь и весь клир? Это шайка отщепенцев и мошенников, движимые только похотью. Это погрязшая в грязи и разврате банда злодеев, пресытившаяся богатством, властью, почестями, одевшая видимость святости и маску религии, делающая со святого Божьего имени злодейское орудие, принадлежности для своего распутства. Это одетая в пурпур вавилонская курва, пьяная от крови мучеников!
– Смотрите, смотрите, – сказал за спиною Рейневана мягкий, как атлас, альт. – Банда злодеев, пьяная курва. Кто б предположил, что дела зайдут так далеко. Воистину, настало время больших перемен.
Он обернулся. И сразу же узнал ее. Не только по голосу. Тонкий шелк, которым она маскировалась тогда, во Вроцлаве, не скрыл того, что он видел и сейчас. Желтозеленых глаз с нахальным выражением. Глаз, которые он запомнил.
– Еще год тому… – Она придвинулась к нему, достаточно бесцеремонно взяла под руку. – Еще год тому чернь была бы разогнана, а крикун – под замком. А тут, пожалуйста: болтает и болтает, причем в людном месте города. Неужели что-то закончилось? А может, начинается?
– Кто ты?
– Не сейчас.
Он чувствовал рядом тепло, которое она излучала сквозь плащ и мужской ватированный вамс. Ее тепло он также запомнил. Тогда, во Вроцлаве, когда искал на ее теле симптомы заразы. Ее волосы покрывал капюшон, но они выделяли тот едва уловимый запах розмарина, который он помнил с Ратибора.
– Истинно говорю вам! – Всё больше и больше распалялся и возбуждал свой голос человечек в епанче. – Римская Церковь – это не Церковь Христа, но епархия дьявола, пещера разбойников. Там выставляют на торг священные законы, тайны Божественности, воплощение Слова! Делят на куски неделимую Троицу. Ловкие мошенники, фальшивые пророки, жульнические священники, лживые учителя, неверные пастыри. Они нам напророчены! Сказано: ими дорога правды будет завалена кощунствами; для удовлетворения своей похоти обманными словами вас продадут. И вот, поглядите на римскую курию, на ее буллы, на лживые мессы, на индульгенции. Разве, скажите, не продают они нас? Не выдают наши души на муки? Братья! Мы должны отмежеваться от насланных дьяволом нечестивцев и мерзавцев, мы не можем иметь с ними ничего общего, не можем быть соучастниками творимой ими мерзости. Ибо в мире существует только добро и зло, свет и тьма, верующие и неверующие, те, которые с Богом, и те, которые вопреки Богу стоят на стороне Велиала!
– Не будем искушать судьбу, – сказала одетая в мужской вамс, пахнущая розмарином обладательница зеленых глаз. – Перемены переменами, но до идеала этому миру еще далеко. Есть свет, есть тьма и есть такие, которые доносят. Через минуту здесь будут солдаты из ратуши и сыщики Инквизиции. Пойдем отсюда.
– Куда?
– Пойдем, говорю.
– Нет. Сначала ты объяснишь мне…
