загорелся опасный огонь. Вот на этой самой тропке он впервые увидел ее, и она оставила его в дураках. Ни одна девка не позволяла себе такого. Избита эта тропка, исхожена Мишкиными ногами. Он покорно расставался с Линой там, где этого хотела она, и уходил довольный уже и тем, что ему позволили проводить ее до какого-то незримого рубежа, дальше которого нет ему ходу, словно вывешен тут «кирпич» — знак, запрещающий проезд — красный прямоугольник в желтом круге. Каким идиотом он был!
Раскаленный злобой, он шел по запретной тропинке и не заметил, как потерял ее, оказавшись в тайге. Здесь было сумеречно, хотя солнце еще стояло высоко.
Он шел, спотыкаясь о кочки, гнилые корни ломались под его сапогами, молодые сосенки играючи хлестали его по лицу. Шел, пока не упал, попав ногой в какую-то яму. И так был утомлен отчаянием и злобой, что не нашел ни сил, ни желания встать, чтобы снова идти. И вдруг он увидел Лину.
Не замечая Мишку, она тихонько шла куда-то в сторону от деревни, к тому месту, где он лежал. Увидев его, остановилась, посмотрела свысока, презрительно раздув ноздри.
Он видел только ковер яркой зелени молодого мха, по которому раскинуты соцветия, похожие на тонкие бледно-зеленые звезды, лучисто мерцающие в таинственном полумраке леса. Он видел ее ноги на этом ковре, ее блестящие голые икры, не защищенные даже чулками. Эта беззащитность казалась почему- то особенно обидной. Она ничего не боится. Вот как она уверена в своей власти над ним. Ей можно все. Ей можно стоять так на звездном ковре, любуясь на униженного ею, сраженного насмерть человека.
— Стоишь, царевна! — выдохнул он жарким ртом и медленно пополз к ней.
Она не шелохнулась, не закричала, она не сказала ни слова и даже не вздохнула, когда он, обняв ее колени, припал к ним жадными губами.
Он целовал ее ноги, постепенно поднимаясь и не отрывая рук от неподвижного, словно застывшего тела.
Через некоторое время, стоя на коленях, он дрожащими руками искал в карманах пиджака папиросы и тяжело дышал. Пышный его чуб совсем свалился на глаза. Лина безвольно лежала перед ним на звездном зеленом ковре, закрывая лицо тонкими руками.
В томительной тишине деловито стучал дятел.
Лина вдруг раскинула руки и стремительно поднялась, словно птица вспорхнула.
— Ну, добился своего? — бесцветным, вялым голосом спросила она. — Мало же тебе надо… А я, дура, думала счастье с тобой найти…
И словно плюнула на прощание:
— Дешевенький!..
ХАРАКТЕР ЛИДЫ
Думая о Тарасе, Женя была права только в одном: он не успел до женитьбы полюбить Лиду.
Но Тарасу казалось, что он ее любит, что их отношения и есть самое настоящее и прочное чувство. Уже одно то, что Лида ничем, ни наружностью, ни, тем более, своими поступками, не напоминала Марину, заставляло его так думать.
Ведь и Марина и он скорей всего обманывали друг друга, им только казалось, что они любят. Ничем другим не объяснить их разрыва.
Иного объяснения Тарас не мог принять, как не мог и подумать даже, что он женится на Лиде, не любя ее. Он просто решил: если их отношения не похожи на отношения с Мариной, значит, это и есть любовь.
История его женитьбы такова.
В прошлом году вернулся он с производственной практики в переменчивый осенний день: серые космы туч то брызгали дождем, то вдруг сваливались за дальние горы, и тогда на чистом небе ненадолго появлялось бледное солнце.
Проходя по знакомым улицам, Тарас ощутил обманчивое чувство физического роста. Ему казалось, что за два месяца пребывания среди величественных гор и первобытной тайги, на причудливо изрезанных берегах таежной реки он не только вырос, но и пропитался солнцем, смолистым воздухом тайги, низовым ветром с холодными брызгами волн.
И дома, покрытые влагой, и мокрые деревья, и убегающие от дождя люди — все казалось маленьким и серым.
Он шагал по мокрому асфальту тротуара, с сожалением глядя на горожан, прыгавших под мелким дождем через лужи и выбоины. Его сапоги не боялись воды, одежда, не успевавшая просыхать, не требовала, чтобы ее прикрывали плащом и зонтиком. Он сам не боялся ни дождя, ни пронизывающего до костей ветра, ни палящего солнца.
Это было великолепное чувство физического и духовного роста, какое всегда дается близким общением с природой и борьбой с ее первобытной силой.
До начала занятий оставалось еще несколько дней, и в общежитии было пусто. Пахло краской и свежевымытыми полами.
Тарас разыскал коменданта, взял в камере хранения свой чемодан, вымылся под душем горячей водой, переоделся во все чистое и только тогда позвонил вахтеру института.
Писем от Марины не было.
Он сидел за столиком у телефона и курил, ожидая знакомого прилива тоски, но тоска не приходила. Тарас с удивлением отметил: молчание Марины огорчило его меньше, чем он ожидал.
А через несколько дней, выходя из института, он встретил Лиду. Она ожидала его, стоя на ступеньках подъезда, и, дождавшись, взяла под руку.
— Не думал, что так скоро? А мне показалось очень долго. Очень. Ты сегодня занят?
Непосредственность, с которой держалась Лида, покорила Тараса. Прижимая локтем руку девушки, он ответил, что занят, но черт с ними, с занятиями, если она приехала.
— Ждал? — взмахнув пушистыми ресницами, восторженно выдохнула Лида.
— Не очень, — радостно засмеялся Тарас. Ему было как-то особенно ловко идти рядом с высокой стройной девушкой, красиво одетой в широкое серое пальто и белый пуховый платочек, подвязанный под круглым румяным подбородком. Он заметил, что все прохожие оглядываются на них, и это тоже радовало его. В общежитии, куда Тарас занес книги, вахтерша тетя Маня спросила:
— Где такую нашел, Тарас Григорьевич?
— Полой водой прибило, — усмехнулся Тарас, а Лида спросила:
— А вы разве забыли меня, тетя Маня? — Я Лида Ощепкова.
Вахтерша поднялась со своего стула и, взяв Лиду за плечо, повернула к свету.
— Да это вроде Анны Власьевны дочка? Экая ты какая поднялась.
Потом Тарас побывал дома у Лиды. Пошел он туда не сразу, да она и не настаивала на этом. Просто, пригласив раз, она только через месяц повторила свое приглашение. К концу зимы, когда начались экзамены, она стала приносить ему обед из дому. Он не протестовал, и все были убеждены, что Лида его жена. Когда ее спрашивали, верно ли это, она смеялась:
— Ну, конечно. Все знают, только я не знаю.
Но никогда не передавала Тарасу этих разговоров. А если его кто-нибудь спрашивал о Лиде, он ничего не отвечал.
Однажды она сказала:
— Я думаю, проще будет тебе приходить обедать к нам.
Он согласился. И теперь после занятий они вместе шли домой. Анна Власьевна кормила просто и сытно. Свою стипендию он целиком отдавал ей и потом, когда надо было, как и Лида, выпрашивал у нее деньги на кино и на папиросы. Все в доме привыкли к Тарасу и тоже считали, что он станет мужем Лиды, но относились к этому не особенно сочувственно.
Анна Власьевна не сразу разгадала нелегкий характер Тараса. Она долго присматривалась к своему неожиданному постояльцу и все старалась втянуть его в откровенный разговор. Умела она отыскать заветную стежку-дорожку к любому сердцу, ну а тут ничего добиться не могла.
