ограничений. Он живет широко и расчетливо. Ему ничего не жалко, но даром он ничего не отдает. Нет. Он требует, чтобы и другие отдавали ему. И ему и всем.
— Теперь я начинаю понимать, — сказала Марина, — прошлое существует по нашей милости. Захотим — и его не станет.
— А будущее?
— И будущее тоже в наших руках. Об этом я уже сказала.
ЛЕДОЛОМ
Прямо по улице города к реке, раскидывая отсыревший снег широкими копытами, бежал лось. За ним кинулись собаки, но он, ошалевший от незнакомых звуков и запахов, не обращал на них внимания. Он бежал привычной тропой, по которой до него пробежали многие поколения лосей. Он был последний, замыкающий эту цепь.
Лида первая увидела его и закричала:
— Смотри, Тарас, какое чудо!
Она стояла под эстакадой, а Тарас ходил внизу около самой реки, осматривая укрепленный шпунтом высокий берег.
У самой ледяной кромки лось остановился и поднял голову. Шибко втянув узкими ноздрями влажный воздух тайги, доносившийся с другого берега, он призывно затрубил; Ему никто не ответил.
Тарас поднялся наверх и стал рядом с Лидой. Лед на Весняне обнажился, почернел, и от него в потеплевшем воздухе сразу повеяло холодом.
— Не простудитесь, — сказал Тарас.
Лида рассмеялась:
— Ну, что ты…
Она прислонилась к нему всем своим потяжелевшим телом, зная, что стоит ей только сделать движение, как Тарас сразу поймет, чего она хочет. И Тарас сделал именно то, что она ждала: большой тяжелой рукой он обнял ее, поддерживая, чтобы она отдохнула.
Лида не чувствовала ни усталости, ни болезней, свойственных ее положению, но ей нравилось, что за ней так ухаживают и что от нее ждут чуда, которое и она ждет и считает чудом. И она иногда позволяла себе слегка дать понять Тарасу, что ей в ее сложном положении позволено немного и покапризничать. Только мать, недавно приехавшая к ним, не давала ей очень-то разнеживаться.
— В нашей семье бабы легко рожают, и ты, Лидия, не воображай.
Но и ей тоже нравилось, что у дочери такой внимательный и любящий муж. А вначале он казался хмурым, грубоватым и ненадежным. Вот, поди ж ты, узнай человека.
И как часто бывает в семьях, где между мужем и женой существует полное согласие, теща стала на сторону зятя и не скрывала этого.
— Ты не давай ей дурить, Тарас. Она ведь любит, чтобы все по ее было. За то маркизой и прозвали.
Отдыхая на руке у мужа, Лида смотрела, как по берегу бежали люди, стараясь окружить лося. Они размахивали палками и топорами, и все это напоминало ей картину, изображающую охоту на мамонта. Лось попятился от реки и вдруг стремительно побежал вдоль берега мимо избушки Обманова в тайгу.
Старик сгорбившись стоял на крыльце во всем белом, в длинной до колен рубахе и больших валенках. Увидев бегущего к нему зверя, он замахал рукой и вдруг свистнул с неожиданной лихостью. Только свист этот испугал бы разве котенка — так он был слаб.
И в то же мгновенье над рекой раздался выстрел, за которым последовал долгий стон, словно кто-то могучий рассек бичом воздух. Люди, преследовавшие лося, остановились. Лопнул лед на реке. Черная изломанная, как молния, трещина пробежала от берега к берегу.
— Ночью пойдет Весняна, — сказал Тарас. — Надо сказать этому чудаку, чтобы выбирался из своей хаты. Снесет ее водой. А наш город становится портовым. Чувствуешь, какие мы! Вот придет лето, и поедем мы все трое на пароходе по новому морю, посмотрим плотину, проплывем шлюзы. К тому времени гидростанция будет целиком пущена.
Вечером в избушку Обманова пришел Самуил Факт. После сокращения в управлении комбината он, по его же просьбе, был назначен вахтером. Надев синюю вахтерскую гимнастерку, начал он старательно и даже с энтузиазмом справлять службу. Особенно он выслуживался перед Виталием Осиповичем. И хотя тот в это время уже управлял стройтрестом и никакого отношения к комбинату не имел, Факт всякий раз, когда Виталий Осипович шел через проходную, вскакивал, брал под козырек, и даже казалось, что он сейчас станет на колени. Так трепетал он от служебного восторга.
Виталий Осипович сначала посмеивался, но потом непонятное раздражение начало овладевать им. Факт не издевался, не выслуживался, не упрекал, он просто нес вахтерскую службу со всей своей энергией и преданностью. Он подчеркивал, что даже в том черном теле, в котором держит его начальство, он готов служить до конца.
Факт видел, отлично видел, что в душе Виталия Осиповича его рвение возбуждает жгучее раскаяние в том, что он вовремя не выгнал своего агента. А сейчас это уже не в его власти. Видел все это Факт и наслаждался бессилием бывшего своего начальника.
Когда Тарас сказал начальнику охраны, что надо вывезти старика Обманова из его избушки, это услыхал Факт, и, так как часы его дежурства подходили к концу, он вызвался исполнить неприятное и хлопотливое поручение.
Он взялся за это не потому, что пожалел старика, — Факт еще никогда и никого не жалел, — другие расчеты руководили им. Не особенно доверяя болтовне о «пяташном кладе», схороненном где-то в тайге. Факт, однако, допускал, что, может быть, это и не совсем болтовня и даже, возможно, клад зарыт не в тайге, а спрятан в самой избушке.
Во всяком случае старик не прост, старик себе на уме. Недаром жизнь прожил. Не может быть, чтобы даром. Не таков человек, чтобы жить, как все, даром. Есть, наверное, в хорошем месте кубышка…
Как бы там ни было, ничем не рискуя. Факт может только выиграть. Начнет старик собираться, тут все и обнаружится.
Петр Трофимович сидел на высоком крылечке. Весенний холодноватый ветерок шевелил редкие его волосы, не прикрытые шапкой. Он равнодушно выслушал предупреждение и, глядя на вздувшийся лед реки сощуренными глазами, ничего не ответил.
Факт сел на ступеньку повыше старика и, думая, что Обманов оглох за последнее время, закричал, наклоняясь к его уху:
— Ну, так вот. Выселяйся. Место тебе в общежитии предоставлено! Слышишь? Сюда море придет. Волна!
— Слышу я, — вдруг ответил старик нормальным голосом. — Передо мной-то пошто выслуживаешься, мужичок-пятачок? Скажи там начальству: сегодня, мол, переселюсь.
Факт огорченно ударил себя по жирной ляжке и укоризненно проговорил:
— Экий ты старик, полувредный.
Подумал и приказал:
— Сейчас собирайся. Пока совсем не стемнело. Для меня приказ начальства — закон. Я здесь для того и существую, чтобы приказы выполнять. Ты собирай свои кубышки, а я подожду.
Обманов, ни слова не говоря, поднялся и вошел в дом. Факт последовал за ним. После весеннего сверкающего вечера в избушке казалось совершенно темно. Старик сразу исчез, словно растворившись в этой темноте. Острый запах нечистого жилья заставил Факта остановиться около распахнутой двери.
— Вшиво живешь, старичок, — бодро и словно даже с некоторым одобрением сказал он. — Нервы у тебя, видать, крепкие.
Однако, притерпевшись, к запаху и привыкнув к темноте, он закрыл дверь и присел тут же на порожке. Из щели сочилась струйка подходящего для дыхания воздуха.
