необходима разрядка, которая унесет все мысли об этом запретном плоде прочь? Или стоит просто взять себя в руки, и все пройдет само собой?
Или не стоит? В конце концов, эта девчонка весьма хороша собой, и нет ничего странного, что ее обнаженное тело так возбудило его. Очень даже неплохо, что она так привлекательна, это будет компенсацией Фреду за брак по расчету. Больше всего на свете Эдварду хотелось видеть своего младшего брата счастливым. И в безопасности.
Меж тем экипаж выкатился на Риджентс-стрит, а чуть позже в запотевшее окно Эдвард увидел особняки, выстроившиеся тесным полукругом так, что напоминали арену. Вытащив из кармана часы, граф понял, что сейчас как раз время позднего чая. Он знал, что леди Харгрив сегодня никого не принимает, и его визит может вызвать недоумение случайной публики, а потому отпустил кеб, не доезжая до ее дома. Муж леди Харгрив, влиятельный помещик, как раз уехал в Шотландию осматривать свои угодья, и лишние разговоры ни к чему.
Хотя улицы были пустынны, Эдвард осторожно огляделся, прежде чем войти. И даже при этом он не закрывал зонта до тех пор, пока не оказался в передней. Обычно он не приходил сюда так рано, но на сей раз были хороши все средства, лишь бы избавиться от жгучего голода, сковавшего его тело. А леди Харгрив хорошо знала, как утолить этот голод.
Она ждала его в будуаре. Предупрежденная о его визите служанкой, она изящно вытянулась в небесно-голубом шезлонге, откинув голову со свежей прической. Она знала, как представить себя в наиболее выгодном свете, и вся нарочитая небрежность ее позы была лишь тщательно спланированной сценой обольщения. Волосы цвета шампанского роняли несколько локонов на открытые взгляду холеные плечи, изящные пальцы сжимали книгу: леди Харгрив делала вид, что погружена в чтение.
Едва граф вошел в ее комнату, она грациозно поднялась и поспешила ему навстречу.
– Дорогой! – И она быстро поцеловала его в щеку.
Ответный поцелуй Эдварда был куда смелее, чем позволял этикет. Одной рукой он схватил ее волосы, сминая изящную прическу и притягивая ее к себе. Сегодня она будет умолять его взять ее! Ему хотелось, чтобы она кричала и извивалась от страсти. Может быть, тогда комок нервов, в который он превратился, обмякнет, и мучительное желание выпустит его из своих цепких объятий.
– Боже, – с улыбкой проворковала Имоджин Харгрив, – кажется, кто-то желал меня увидеть так сильно, что позабыл все правила хорошего тона.
Ее пальцы шаловливо пробежались по его груди, спустились ниже и нащупали явственную выпуклость в штанах. Эдвард ответил на эти заигрывания поощрительной улыбкой, хотя внутри его бушевал ураган страсти. Он едва сдерживался, чтобы не броситься на эту искушенную в любовных играх женщину.
Имоджин пробежалась кончиками пальцев по его мужскому достоинству, словно проверяя, так ли он готов к ее ласкам, а затем стала гладить его плоть прямо через ткань брюк. Эдвард подался навстречу ее руке, неотрывно глядя ей в глаза.
– Эдди, малыш, ты сегодня такой крепкий. Впрочем, как и всегда, – мурлыкнула Имоджин.
Графу не нравилось, когда она называла его этим дурацким прозвищем, но он позволял ей эту маленькую вольность в обмен на страсть, которую она дарила ему.
Он перехватил ее руку и сдернул с нее легкую накидку. Он и так был напряжен до предела, и ему вовсе не хотелось разрядиться себе прямо в штаны. Кроме того, Эдвард никогда не любил быть ведомым, предпочитая действовать сам. Поэтому он притянул к себе любовницу и заглушил ее довольный смех жадным поцелуем. Он сделает это прямо здесь, в будуаре, на этом кресле с витыми ножками!
– Служанка! – пробормотала Имоджин, разгадав его намерения и задышав чаще от предвкушения. – Она увидит нас!
– Ну и черт с ней! Пусть полюбуется... – отмахнулся Эдвард, сжимая ладонями обнаженную грудь любовницы.
Имоджин засмеялась, запрокинув голову, отчего груди поднялись выше, вызывающе уставившись сосками ему в лицо.
– И правда, пусть смотрит! – Она прижалась бедрами к его бедрам. – Мне нравится, что ты сегодня такой.
Она попыталась оседлать его в кресле, но Эдвард не позволил ей этого, силой перевернув ее на спину. Раньше он не вел себя так настойчиво и резко, но, похоже, Имоджин не имела ничего против такого проявления мужской власти. Она стискивала пальцами его спину, яростно гладила грудь, словно впервые оказалась в его объятиях.
– Пожалуйста, Эдвард! – Ее руки заскользили по его брюкам в поисках пуговиц. – Позволь мне...
Но он не дал ей ничего сделать, чуть оттолкнув настойчивые пальцы, и снова опрокинул ее на спину. Он приподнял ее узкие бедра, раздвинув их, а затем сам расстегнул брюки. Освобожденная плоть рванулась наружу, как выпущенное из клетки дикое животное, и в одно мгновение вся кровь прилила к ней, чуть не разорвав ее. Эдвард не помнил случая, чтобы его желание было так велико, но при этом он словно смотрел на себя со стороны, чуть отчужденно отмечая, как хороша женщина, раскинувшаяся перед ним в ожидании, и какие у него широкие сильные ладони, ласкающие ее. Имоджин столько раз говорила, что лишь граф Грейстоу может заставить ее кричать от наслаждения. Будучи замужем за человеком намного старше себя, она проводила бессонные ночи в одиночестве, не в силах обрести покой. И только Эдвард давал ей то наслаждение, которого она была лишена. Граф подозревал, что был у Имоджин не единственным любовником, но это ничуть не беспокоило его.
Он чуть спустил брюки вниз, и глаза его любовницы расширились от вожделения. «Вот то, чего ты хочешь», – подумал Эдвард. И словно в ответ на его мысли Имоджин застонала. Он смотрел на свое достоинство, в который раз удивляясь, как может женщина желать такое жуткое чудовище: чуть подрагивающее, огромное, со вздутыми синими прожилками вен. И почему он сам испытывает удивительное чувство гордости и собственной власти, когда его плоть вздымается вверх, как приготовившийся к прыжку хищник?
Имоджин потянула его руками к себе, твердый клинок коснулся ее раздвинутых бедер и чуть дрогнул. Сам не понимая почему, граф сопротивлялся этому натиску. Ему нравилось видеть, как женщина хочет его, как жаждет его прикосновения.
– Возьми же меня! О, умоляю, войди в меня, ты, зверь!
