Галинда, и девушки расхохотались.
Отсмеявшись, Эльфаба сорвала с себя шляпу, убрала ее в шкаф и опять взялась за книгу.
— Так что читает наша красавица? — не отставала от нее Галинда. — Я серьезно, зачем тебе эти проповеди?
— Мой отец — священник, — объяснила Эльфаба. — Вот я и решила разобраться.
— А почему бы не спросить у него самого?
Эльфаба не ответила. Ее лицо приобрело застывшее, хищное выражение, как у совы, завидевшей мышь.
— Ну и о чем они пишут? Что-нибудь интересное? — не отступала Галинда. Делать все равно было решительно нечего, а спать не хотелось.
— Сейчас я читаю о добре и зле. Существуют ли они на самом деле.
— Фу, скукотища! Второе точно существует и зовется скукой, а священники — злейшие враги человечества.
— Ты серьезно?
Галинда редко задумывалась, всерьез она говорит или нет. Для нее главным был сам процесс.
— Прости, я не хотела обидеть твоего отца. Откуда мне знать: может, он самый живой и веселый священник на свете?
— Нет, я о другом. Ты действительно полагаешь, что зло существует?
— Я об этом не думала.
— Хорошо. Вот я тебя спрашиваю: как по-твоему, зло существует?
— Понятия не имею. Скажи сама — существует?
— Я еще не разобралась. — Взгляд Эльфабы потух, затуманился — или это волосы упали ей на глаза?
— Так почему не спросишь у отца? Он ведь должен знать, это его работа.
— Папа многому меня научил, — медленно, задумчиво сказала Эльфаба. — У него прекрасное образование. Он научил меня читать, писать, думать и многому другому, но — недостаточно. Мне кажется, священник, как и учитель, хорош тогда, когда его вопросы заставляют думать. У него не обязательно должны быть ответы на любой вопрос. Вовсе нет.
— Скажи это зануде-проповеднику из наших краев. У того на все найдется ответ. И наказание тоже.
— Но может быть, в твоих словах действительно что-то есть. Зло и скука. Зло и бездействие. Зло и безразличие. Зло и холодная кровь.
— Ты будто стихи слагаешь. С чего такой интерес к злу?
— Просто все ранние проповедники только про него и говорят. Вот я и думаю над их словами. Иногда они пишут, что нельзя есть Зверей, — и об этом я тоже думаю. Я вообще люблю думать над тем, что читаю. Ты разве нет?
— Я не так много читаю, поэтому и думаю не так много. Зато, — Галинда озорно улыбнулась, — одеваюсь с размахом.
Эльфаба промолчала, что немало удивило Галинду, всегда умевшую оборачивать разговор в похвалу себе.
— Так что эти древние кровопийцы думали про зло? — спросила она с досады.
— Сложно сказать. Они долго пытались найти для него место. То отравленный ручей в горах, то ядовитый туман, то холодная кровь, передаваемая от родителя ребенку. В чем-то эти проповедники похожи на первых путешественников по стране Оз, вот только их карты указывают на местоположение чего-то незримого и постоянно противоречат друг другу.
— И где же находится зло?
— Они так и не определили, верно? Иначе зачем было писать новые трактаты и спорить друг с другом? Кто-то говорил, например, что первичным злом была пустота, оставшаяся после исчезновения королевы фей Лурлины. Мол, когда пропадет божество, на его место приходит зло, которое со временем множится. Поэтому всякое зло в этом мире — признак отсутствия божества.
— Как все сложно.
— Ранние унионистские проповедники были во многом еще лурлинистами. Они рассуждали про некие невидимые средоточия зла, как бы остатки той скорби, которую испытал покинутый Лурлиной мир. Словно дуновение холодного ветра в теплую ночь. Эдакое лихое облачко. Добрейший человек мог случайно через него пройти, а потом убить своего соседа. Но тогда спрашивается: разве ты виноват, что попал в это облачко? Ни один собор унионистов так и не пришел к единому выводу, а сейчас большинство вообще не верит в Лурлину.
— Но в зло-то верят, — зевнув, сказала Галинда. — Странно все-таки: божества уже нет, а связанные с ним представления остались.
— Ага, задумалась! — торжествующе вскричала Эльфаба — так, что соседка даже подпрыгнула в постели.
— Мне это совершенно не интересно, и вообще я уже сплю, — проворчала Галинда, но Эльфаба только ехидно улыбнулась.
Утром вошла мисс Клютч, стала рассказывать, как провела прошлый вечер. Выступала бесстыдная молодая колдунья в одном лишь розовом белье с перьями и бусинами. Она пела, позволяла красным как рак студентам опускать монеты между ее грудей и показывала фокусы. Например, превращала воду в апельсиновый сок, капусту — в морковку, а кровь зарезанного поросенка — в шампанское, которое всем дали попробовать. Потом откуда-то выбежал уродливый бородатый толстяк и под общий хохот стал гоняться за колдуньей, пытаясь ее поцеловать. Под конец хором пели хулиганские песни («Все то, что запрещается монаршими законами, у нас распространяется дешевыми притонами»). Опекунши были в восторге.
— Право же, — Галинда сморщила носик, — эта ваша плотская вера такая… плебейская.
— Что это — окно сломано? — удивилась мисс Клютч. — Неужели мальчишки к вам лазили?
— Они что, ненормальные? В такую-то грозу?
— В какую грозу? Ничего не понимаю. Была ведь совершенно спокойная ночь.
— Вот уж вас развлекали! — воскликнула Галинда. — Пропустить вчерашнюю грозу!
И они пошли завтракать, оставив Эльфабу спать (или притворяться, что спит). По пути Галинда размышляла о капризах природы. Возможно ли, чтобы гроза обрушилась на одну часть города и полностью миновала другую? Как все-таки много она еще не знает о мире!
— Она только и говорила, что про зло, — рассказывала Галинда своим подружкам за завтраком. — Слова так и хлестали из нее, так и хлестали. А когда она напялила мою шляпу — ой, девочки, я чуть не умерла. Будто чья-то бабка вылезла из могилы. Безвкусица во всем. Я выдержала только потому, что вам хотела рассказать. Иначе лопнула бы от смеха на том же месте. До чего нелепо!
— Бедная, и как ты только выносишь эту насекомоподобную соседку? — посочувствовала Фэнни и с чувством пожала руку Галинде. — Это же надо быть такой терпеливой.
3
В день, когда выпал первый снег, мадам Кашмери устроила вечер стихов. Приглашены были студенты из Колледжа трех королев и Колледжа Озмы. Галинда извлекла из шкафа вишневое атласное платье, подходящего цвета шаль, туфельки и фамильный веер, украшенный изображениями папоротников и фениксов. Она пораньше пришла в библиотечный зал, чтобы сесть в кожаное кресло, которое лучше всего оттеняло ее наряд. Затем Галинда подвинулась к книжным полкам, где на нее мягко падал свет от свечей. Чуть позже в зал шушукающей гурьбой протиснулись девушки, потом стали появляться приглашенные юноши. Их было немного, и все какие-то ущербные; одни запуганно оглядывались, другие глупо хихикали. Последними вошли преподаватели, среди которых были и профессора из мужских колледжей. Девушки,
