Фух.
Килиджой встрепенулся отзвуков незнакомого голоса.
— Дух, — повторила тетушка.
— Хух, — терпеливо ответил Чистри. — Тух. Пух. Ух-ух-ух. Пух фух ух ух нюх.
— Дух, — сказала тетушка. — Ах, дорогой мой Чистри, мы на практике докажем правоту профессора Дилламонда. Все мы устроены одинаково, надо только пристально взглянуть, чтобы увидеть. Его труды не прошли напрасно. Дух, мой дружок, дух!
— Плюх, — сказал Чистри.
Дети не выдержали. С громким хохотом они побежали вниз по ступеням, потом к себе в комнату и еще долго смеялись в подушки.
Ни матери, ни тетям они не стали рассказывать об увиденном, боясь, как бы те не запретили тетушке гостье учить обезьянку разговаривать. Чем умнее станет Чистри, решили они, тем интереснее будет с ним играть.
В один погожий зимний день, когда казалось, что если они не выберутся из замка, то умрут со скуки, Сарима предложила пойти на каток. Сестры согласились, достали ржавеющие коньки, которые привез им Фьеро из Изумрудного города, напекли карамельных печений, налили в термосы горячий шоколад и даже украсили одежду зелеными и желтыми ленточками, как будто пришла вторая Лурлиниада. Сарима надела теплое коричневое платье с пушистым воротником, а детей облачила в дополнительные штаны и свитера. Даже Эльфаба, в толстом фиолетовом плаще, арджиканских сапогах на козьем меху и варежках, с метлой под мышкой присоединилась к остальным. Вслед за ней, волоча корзину, с сушеными абрикосами, шел Чистри. Процессию замыкали сестры в скромных мужских шубах.
Они спустились к замерзшему пруду рядом с замком. Крестьяне расчистили его и превратили в серебристую гладь, изрезанную причудливой коньковой вязью и окруженную мягкой снежной подушкой для тех, кто вдруг забудет притормозить или развернуться. В ярком солнечном свете на фоне синего неба снежными аистами и ледяными грифонами вырисовывались величественные горные вершины. Каток был уже заполнен визжащей детворой и мечущимися подростками, которые поминутно врезались друг в дружку и падали в неприличных позах. Медленно и важно двигались по льду взрослые. Завидев владельцев замка, деревенская толпа притихла — но дети есть дети, и тишина надолго не задержалась.
Отчаянно боясь упасть, Сарима грузно ступила на лед, но вскоре в ней проснулись прежние навыки: сначала один размашистый шаг, потом другой — и вот она уже катилась среди крестьян и их детей. Рядом, держась за руки, гурьбой ехали сестры. Эльфаба напоминала своих ворон: колени вывернуты, руки шумно машут темными складками плаща, хватаясь за воздух.
Когда взрослые накатались (а дети еще только разогревались), Эльфаба, Сарима и сестры уселись на медвежьих шкурах, заботливо расстеленных для них крестьянами.
— Летом, прежде чем мужчинам уходить на охоту, а мальчишкам — в горы пасти коз и овец, мы разводим огромный костер, зажариваем свиней, выставляем пиво и приглашаем здешних жителей на праздник. Ну и конечно, ворота замка открыты для них, если в округе появится какой-нибудь горный лев или злой медведь: народ пережидает у нас, пока охотники выследят и убьют зверя или он сам уберется восвояси. — Сарима самодовольно улыбнулась, потом фыркнула. — Ну и видок у вас был, тетушка, в этом плаще с метлой под мышкой.
— Лир говорит, это волшебная метла, — сказала подъехавшая Нор и бросила в Сариму пригоршню сухого рассыпчатого снега. Эльфаба дернулась и подняла воротник, защищаясь от разлетевшихся морозных брызг. Нор злорадно захихикала и укатила прочь.
— Ну-ка расскажите, что это еще за волшебная метла, — сказала Сарима.
— Я не говорила, что она волшебная. Мне дала ее старая настоятельница, матушка Якль. Она взяла меня под свое крыло и, когда приходила в себя, давала мне наставления.
— Наставления? — переспросила Сарима.
— Она говорила, что метла — ключ к моей судьбе. Видно, имела в виду участь домохозяйки.
— Нашего полку прибыло, — зевнула Сарима.
— За все время в монастыре я так и не смогла понять матушку Якль, — сказала Эльфаба. — Кто она: выжившая из ума старуха или мудрая пророчица.
Увидев, что ее уже не слушают, она замолчала.
Скоро вернулась Нор и плюхнулась матери на колени.
— Эти мальчики такие гадкие, — пожаловалась она. — Расскажи мне сказку, мама.
— Да, с ними бывает сложно, — согласилась Сарима. — О чем же тебе рассказать? Может, о том, как ты родилась?
— Фу, не надо! — Нор состроила гримасу. — Лучше настоящую сказку. Про лисят и ведьму.
Сарима стала было возражать, зная, что дети считают ведьмой Эльфабу, но дочь заупрямилась, и пришлось уступить. Эльфаба прислушалась. Отец объяснял ей нравственные законы, няня сплетничала, Несса хныкала, но никто и никогда не рассказывал ей сказок. Она пододвинулась к Сариме, чтобы лучше слышать.
Сарима рассказывала без особого артистизма, но у Эльфабы все равно мороз прошел по коже, когда она услышала заключительное: «Там злая ведьма навсегда и осталась».
— И не вылезла? — с лукавым блеском в глазах задала Нор ритуальный вопрос.
— Пока что нет, — сказала Сарима и подалась вперед, делая вид, что хочет укусить дочку за шею. Нор взвизгнула, вскочила и побежала к мальчишкам.
— По-моему, вредно, пусть даже в сказках, предполагать, будто злу тоже уготована загробная жизнь, — сказала Эльфаба. — Сама идея глупая. А уж угрожать адом за зло и обещать счастливую Иную землю за добро — просто стыдно.
— Не надо об этом, — сказала Сарима. — Там меня ждет Фьеро.
— На том свете? — недоверчиво переспросила Эльфаба.
— Вам лишь бы высмеять все и обругать, — продолжала княгиня. — Мне жаль ту загробную страну, в которую вы попадете. Сразу нагоните на всех тоску, как вы умеете.
7
— Она ненормальная, — авторитетно сказал Манек. — Любой дурак знает, что животных нельзя научить разговаривать.
Они играли в пустующей летней конюшне, прыгая из-под крыши в сено и поднимая брызги снега, который искрился в тусклом свете.
— Тогда что она, по-твоему, делает с Чистри? — спросил Иржи. — Раз ты такой умный.
— Учит повторять слова, как попугая, — сказал Манек.
— А по-моему, она волшебница, — сказала Нор.
— У тебя все кругом волшебное, — презрительно фыркнул Манек. — Одно слово, девчонка.
— Потому что правда волшебное, — ответила Нор и обиженно отодвинулась от брата.
— Ты тоже думаешь, что она волшебница? — спросил Манек Лира. — Она все-таки твоя мама.
— Неправда, она моя тетя, — поправил Лир.
— Это нам она тетя, а тебе мама, — не уступал Манек.
— Знаю! — сказал Иржи, пытаясь отвлечь остальных разговором, лишь бы больше не прыгать. — Лир — брат Чистри. Он был таким же, а потом тетушка научила его разговаривать. Ты — заколдованная обезьяна, Лир!
— Никакая я не обезьяна, — возмутился Лир. — И вовсе я не заколдованный.
— Вот мы сейчас и проверим, — сказал Манек. — Сегодня ведь тетушка пьет кофе с мамой? Тогда пойдемте и спросим Чистри. Заодно посмотрим, чему он научился.
Они взбежали по винтовой лестнице к комнате ведьмы. Ее действительно не было. Чистри грыз орехи, Килиджой спал у камина, ворча во сне, пчелы без устали пели. Ни насекомые, ни пес детей не
