случая, что сын вырос и стал точным подобием матери. Она начала бояться Нерона, но гнев и обида были сильнее страха. Дочь Германика, как показывает Тацит, действовала по многим направлениям: «она расточала заботу и ласку Октавии, часто устраивала тайные совещания со своими друзьями и с жадностью, превосходившей ее врожденную страсть к стяжательству, где только могла, добывала деньги; она обходительно принимала трибунов и центурионов, окружала почетом уцелевших представителей старой знати, превознося их славные имена и доблесть, как если бы приискивала вождя и привлекала приверженцев».
Ответные удары Нерона оказывались неизменно сильнее: он отнял у матери германцев, приставленных к ней в качестве телохранителей, а затем и вовсе удалил ее из императорского дворца.
Находившуюся в опале Агриппину никто не посещал, «кроме нескольких женщин, побуждаемых к этому, может быть, любовью, а может быть, и ненавистью». Одна из них, Юния Силана, донесла Нерону, что мать скорбит о смерти Британика и замышляет государственный переворот. Нерон, разгоряченный вином, хотел немедленно умертвить мать. «Цезаря удалось удержать от этого шага не раньше, чем Бурр дал ему обещание, что, если подтвердится ее виновность, он распорядится предать ее смерти; но всякому, а тем более матери, должна быть дана возможность представить свои оправдания».
Агриппина явилась во дворец Нерона и в присутствии Афрания Бурра, Аннея Сенеки и нескольких свидетелей из вольноотпущенников заявила, что все обвинения – клевета и козни врагов (чем, собственно, и был донос Юнии Силаны). Нерон сделал вид, что поверил оправданиям матери, были даже наказаны доносчики, но... Нерон понимал и другое: если не поделиться с матерью властью, она погибнет сама и погубит сына, ибо без власти жизнь ее лишится всякого смысла.
Матери и сыну стало тесно на одной планете, они не могли существовать вместе, ибо нуждались в одной вещи, которую делить друг с другом не желали. «Нерон стал избегать встреч с нею наедине» и радовался, когда мать «отправлялась в загородные сады Тускула или Анция». В конце концов, Агриппина стала его тяготить, «где бы она ни находилась».
Принять окончательное решение помогла новая любовница Нерона – Поппея Сабина. Женщина эта была прежде всего удивительна тем, что прекрасно чувствовала себя в жестоком, продажном, полном интриг мире. Хотя чему удивляться: она была ярким порождением эпохи. В том числе и поэтому знаменитая куртизанка заслуживает, чтобы о ней было сказано несколько слов.
«У этой женщины было все, кроме честной души, – пишет Тацит. – Мать ее, почитавшаяся первой красавицей своего времени, передала ей вместе со знатностью и красоту; она располагала средствами, соответствовавшими достоинству ее рода; речь ее была любезной и обходительной, и вообще она не была обойдена природной одаренностью. Под личиной скромности она предавалась разврату. В общественных местах показывалась редко и всегда с полуприкрытым лицом – то ли чтобы не насыщать взоров, то ли, может быть, потому, что это к ней шло. Никогда не щадила она своего доброго имени, одинаково не считаясь ни со своими мужьями, ни со своими любовниками; никогда не подчинялась она ни своему, ни чужому чувству, но где предвиделась выгода, туда и несла свое любострастие».
Отон – муж Поппеи и близкий друг Нерона – в беседах часто восторгался красотой и прочими прелестями собственной жены. На свою беду он возбудил интерес принцепса к Поппее и очень скоро стал лишним в Риме; его назначили наместником Лузитании.
Поппея Сабина – это не безропотная Акте или Агриппина, стремившаяся при случае запрыгнуть в носилки Нерона. Она играла с императором, всегда привыкшим получать желаемое, как кошечка со львом. Она открыто издевалась над влюбленным принцепсом и при этом зорко следила, чтобы он не вышел из-под ее власти.
Описание опасной игры Поппеи Сабины есть у Тацита.
«Поппея пускает в ход лесть и свои чары и, притворившись, будто покорена красотою Нерона и не в силах противиться нахлынувшей на нее страсти, сразу увлекает его; затем, когда любовь захватила его, она стала держать себя с ним надменно и властно и, если он оставлял ее у себя свыше одной или двух ночей, заявляла ему, что она замужняя женщина и не желает расторгнуть брак, плененная образом жизни Отона, с которым никто не может сравниться: у него возвышенная душа и неподражаемое умение держаться с достоинством; в нем она видит все качества прирожденного властителя; а Нерон, опутанный наложницею- рабыней и привычкою к Акте, из этого сожительства по образу и подобию презренных рабов не извлек ничего, кроме грязи и низости».
Страсть Нерона к Поппее «день ото дня становилась все пламенней, а она, не надеясь при жизни Агриппины добиться его развода с Октавией и бракосочетания с нею самой, постоянно преследовала его упреками, а порой и насмешками, называя обездоленным сиротой, покорным чужим велениям и лишенным не только власти, но и свободы действий». Поппея угрожала вернуться к Отону, если Нерон не способен избавиться от влияния матери и доставить ей брачный венец. «Таким и подобным этим речам, подкрепляемым слезами и притворством любовницы, никто не препятствовал, ибо всем хотелось, чтобы могущество Агриппины было подорвано, но никто вместе с тем не предвидел, что ненависть доведет сына до умерщвления матери».
Убивали Агриппину долго. Три раза Нерон пытался ее отравить, «пока не понял, что она заранее принимает противоядие» (это свидетельство Светония).
Найти другой способ убийства матери принцепса оказалось делом нелегким: Нерон хотел, чтобы смерть ее выглядела естественной и не возбудила никаких подозрений.
Тацит пишет:
«Наконец вольноотпущенник Аникет, префект мизенского флота и воспитатель Нерона в годы его отрочества, ненавидевший Агриппину и ненавидимый ею, изложил придуманный им хитроумный замысел. Он заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, он распался на части и потопил ни о чем не подозревающую Агриппину».
Нерон не только одобрил план, но и принял живейшее участие в его реализации. В марте 59 года он пригласил мать в Байи, где проходили празднества в честь богини Минервы. Предварительно Нерон пустил слух о своем желании примириться с матерью; в послании к ней раскаявшийся сын писал, что «следует терпеливо сносить гнев родителей и подавлять в себе раздражение». Верила или не верила Агриппина, но от предложения принцепса отказаться не могла.
Нерон лично встретил мать на берегу, взял ее за руку, обнял и отвел на свою приморскую виллу... Перед отъездом он пригласил мать на ужин. Ласковость сына, его предупредительность рассеяли страхи Агриппины, но более всего подкупило то, что принцепс поместил мать за столом выше себя. Это Агриппина восприняла не просто как знак внимания; и властолюбивая женщина согласилась подняться на блистающий нарядным убранством корабль, который предложил заботливый сын.
Провожая мать, Нерон «долго, не отрываясь, смотрит ей в глаза и горячо прижимает ее к груди, то ли чтобы сохранить до конца притворство или, быть может, потому, что прощание с обреченной им на смерть матерью тронуло его душу, сколь бы зверской она ни была».
«Но боги, словно для того, чтобы злодеяние стало явным, послали звездную ночь с безмятежно спокойным морем, – сообщает подробности покушения Тацит. – Корабль не успел далеко отойти; вместе с Агриппиною на нем находились только двое из ее приближенных – Креперей Галл, стоявший невдалеке от кормила, и Ацеррония, присевшая в ногах у нее на ложе и с радостным возбуждением говорившая о раскаянии ее сына и о том, что она вновь обрела былое влияние, как вдруг по данному знаку обрушивается отягченная свинцом кровля каюты, которую они занимали. Креперей был ею задавлен и тут же испустил дух, а Агриппину с Ацерронией защитили высокие стенки ложа, случайно оказавшиеся достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть рухнувшей кровли. Не последовало и распадения корабля, так как при возникшем на нем всеобщем смятении очень многие непосвященные в тайный замысел помешали тем, кому было поручено привести его в исполнение.
Тогда гребцам отдается приказ накренить корабль на один бок и таким образом его затопить; но и на этот раз между ними не было необходимого для совместных действий единодушия, и некоторые старались наклонить его в противоположную сторону, так что обе женщины не были сброшены в море внезапным толчком, а соскользнули в него. Но Ацерронию, по неразумию кричавшую, что она Агриппина, и призывавшую помочь матери принцепса, забивают насмерть баграми, веслами и другими попавшими под руку корабельными принадлежностями, тогда как Агриппина, сохранявшая молчание и по этой причине неузнанная (впрочем, и она получила рану в плечо), сначала вплавь, потом на одной из встречных рыбачьих
