отнятую свободу, за свое избитое плетьми тело, за поруганное целомудрие дочерей. Разнузданность римлян дошла до того, что они не оставляют неоскверненным ни одного женского тела и не щадят ни старости, ни девственности. Но боги покровительствуют справедливому мщению: истреблен легион, осмелившийся на битву; остальные римляне либо прячутся в лагерях, либо помышляют о бегстве. Они не выдержат даже топота и кликов столь многих тысяч, не то что их натиска и ударов. И если британцы подумают, сколь могучи их вооруженные силы и за что они идут в бой, они убедятся, что в этом сражении нужно победить или пасть. Так решила для себя женщина; пусть же мужчины не цепляются за жизнь, чтобы прозябать в рабстве».
Светоний также нашел нужные слова, чтобы поддержать своих воинов накануне битвы. Он напомнил легионерам, что «даже при большом числе легионов судьбу сражений решают немногие, и им достанется тем больший почет, если столь малый отряд покроет себя славою, выпадающей на долю целого войска».
Полководец, подавлявший восстание римских подданных в Африке, в последние минуты перед битвой дал подробные указания: как в ней вести себя (об этом – у Тацита).
«Только пусть они не расстраивают рядов и, метнув дротики, продолжают непрерывно поражать и уничтожать неприятеля выпуклостями щитов и мечами и не думают о добыче. После того как они одержат победу, все достанется им. Эти слова полководца вызвали такое воодушевление, и старые, испытанные в походах воины с такой ловкостью изготовились метнуть дротики, что, уверившись в успешном исходе, Светоний подал сигнал к началу сражения.
Сначала легион, не двигаясь с места, стоял за тесниною, заменявшей ему укрепления, но, выпустив все свои дротики в подступивших на расстояние верного удара врагов, бросился на них в боевом порядке наподобие клина».
Бритты были ошеломлены, когда на их бушующее море напал этот маленький римский ручеек. Их сгубило презрение к малочисленному врагу и самоуверенность из-за прежних легких побед. Оказались бессильны перед железной римской дисциплиной и желание обрести свободу и воодушевлявшие жены позади битвы; и число сражающихся уже не имело никакого значения.
Увы! Бесстрашная Боудикка смогла зажечь искру затем раздуть пламя на всю римскую провинцию. Она смогла поднять на борьбу десятки тысяч людей, но создать из них войско, способное смести последнюю преграду, не успела. А ведь на пути к свободе стоял один-единственный легион, усиленный вспомогательными войсками.
Вот он, римский парадокс! Гай Юлий Цезарь с одним тринадцатым легионом перешел Рубикон и сверг республику. Теперь Гай Светоний с четырнадцатым легионом спасал от гибели самую окраинную римскую провинцию.
«Столь же стремительным был натиск воинов вспомогательных войск; ринулись на неприятеля и всадники с копьями наперевес, смявшие преграждавших им путь и оказывавших сопротивление, – рассказывает Тацит о том, как далее развивалась битва. – После этого остальные враги обратились в бегство, которому, однако, мешали расставленные повсюду и загромождавшие проходы телеги. Наши воины истребляли противника, не щадя и женщин; к грудам человеческих тел добавлялись и трупы пронзенных дротиками и копьями лошадей. Одержанная в тот день победа не уступает в блеске и славе знаменитым победам древности. Ведь было истреблено, как утверждают некоторые, немногим менее восьмидесяти тысяч британцев, тогда как мы потеряли около четырехсот убитыми и не намного более ранеными. Боудикка лишила себя жизни ядом».
И еще один человек покончил жизнь самоубийством, когда стал известен результат битвы за Британию. «Префект лагеря второго легиона Пений Постум, узнав об успешных действиях воинов четырнадцатого и двадцатого легионов, сразил себя мечом, ибо лишил свой легион той же славы, не выполнив, вопреки воинскому уставу, приказа полководца» (Тацит).
Какую благодарность от Рима получил Светоний Паулин за спасение провинции?
Взамен бежавшего в начале мятежа прокуратора Ката прибыл Юлий Классициан. Он неприязненно относился к Светонию и, как объясняет Тацит, «из личной вражды препятствовал общему благу, сея слухи о том, что вскоре должен прибыть новый легат, который без злобы к противнику и свойственного победителю высокомерия милостиво отнесется к сдавшимся. Одновременно он писал в Рим, чтобы там не ждали скорого прекращения боевых действий, если не будет назначен преемник Светонию, чьи неудачи он объяснял его непригодностью, а успехи – благоприятствованием судьбы».
Происки нового наместника не дали желаемого результата – жестокое восстание остудило пыл желающих проявить себя в Британии. Нерон оставил наместничество за Паулином – впрочем, ненадолго. В том же 61 году флот Светония потерял на берегу несколько кораблей, что было сочтено свидетельством продолжавшейся войны, и ему было приказано сдать провинцию Петронию Турпилиану «Тот, не раздражая врагов и не тревожимый ими, пребывал в ленивом бездействии, которому присвоил благопристойное наименование мира» (Тацит). Сменил Петрония Требеллий Максим. «Тот, еще менее деятельный и в военном деле совершенно несведущий, удерживал провинцию благодаря своеобразному добродушию, с каким управлял ею. Варвары стали уже свыкаться с его столь приятными для них недостатками» (Тацит).
Страх перед мятежным духом Боудикки остался у римлян до конца их пребывания в Британии. Так царица своей гибелью добилась для соотечественников человеческого отношения со стороны завоевателей. Отныне римляне в Британии больше помышляли о защите своих владений, чем об угнетении туземцев и новых завоеваниях.
Император Адриан в 123 году, по свидетельству Спартиана, «первый провел стену на протяжении восьмидесяти миль, чтобы она отделяла римлян от варваров». Это было мощнейшее оборонительное сооружение, разделившее Британию на две части; остатки его сохранились до наших дней. Прежде всего римляне проложили дорогу от моря до моря – с запада на восток. С севера ее прикрывала двойная стена из массивных каменных глыб; промежуток между кладкой заполнили бутом и известью, а перед ней выкопали глубокий ров. С южной стороны дороги были насыпаны два земляных вала, между которыми также тянулся ров.
«Между каменной стеной и земляными насыпями на самой дороге расположены лагеря и караулы – лагеря когорт, имеющие вид самостоятельных обороноспособных фортов с воротами на все четыре стороны, на расстоянии малой мили друг от друга; через каждые два таких форта находится подобное же сооружение меньшего размера с воротами на север и юг, через каждые два таких сооружения – четыре меньшие караульни на расстоянии человеческого голоса одна от другой. Это колоссальное сооружение, требовавшее гарнизона, вероятно, в 10 – 12 тыс. человек, представляло в дальнейшем базу военных операций в Северной Англии» (Моммзен).
В 140 году император Антонин Пий провел еще одну линию оборонительных сооружений севернее знаменитого вала Адриана. В 410 году римляне добровольно покинули Британию. Империя клонилась к закату и уже не могла защищать далекую провинцию.
Англичане бережно хранят память о Боудикке и поныне. В Лондоне – около знаменитого Биг-Бена, перед зданием парламента, бронзовая Боудикка вместе с дочерьми мчится в колеснице.
Домиция
(около 54 года – 140 год)
Домиция Лонгина была женой императора Тита Флавия Домициана (правил в 81 – 96 годах). У этой супружеской пары одинаковыми были не только имена – поведением и привычками они тоже не сильно отличались друг от друга. Даже их портреты схожи.
Светонием написана биография Домициана (из нее – цитаты в этом очерке). Если верить Светонию, Домициан был любвеобильным. «Не вдаваясь в подробности, достаточно сказать, что у многих он отбивал жен, а на Домиции Лепиде даже женился, хотя она и была уже замужем за Элием Ламией...»
Чужими женами Домициан не ограничивался. «Сладострастием он отличался безмерным. Свои ежедневные соития называл он „постельной борьбой“, словно это было упражнение; говорили, будто он сам выщипывает волосы у своих наложниц и возится с самыми непотребными проститутками. Когда Тит предлагал ему в жены свою дочь, еще девушкою, он упорно отказывался, ссылаясь на свой брак с Домицией, но когда вскоре ее выдали за другого, он первый обольстил ее, еще при жизни Тита; а потом, после кончины ее отца и мужа, он любил ее пылко и не таясь, и даже стал виновником ее смерти, заставив
