– Кость?
– Господи, Нат, говорю же: не знаю!
Мне осталось лишь заткнуться.
Через десять минут мы оказались у ворот фирмы «Трансгеника», прогрохотав несколько миль по проселочной дороге с такой скоростью, на какую я только смог отважиться. Брук затихла, лишь время от времени негромко, словно про себя, охая от боли на особенно больших ухабах. Я не стал дожидаться, пока ворота откроются полностью, и пошел на таран, едва створки начали медленно разъезжаться. Одна фара при этом разбилась, но вторая продолжала служить.
От фермы до главной дороги мы доехали быстро. Я поинтересовался, не заметила ли Брук, какая машина у Учителя. Она ответила, что какая-то арендованная, а это означало, что мы уже вполне могли выиграть у него несколько минут.
– Где ближайшая больница? – спросил я.
– Не знаю, – коротко ответила Брук.
Проезжая под одиноким фонарем, я взглянул на спутницу; она лежала почти в позе зародыша: согнутые ноги свисали с сиденья, а тело неловко скорчилось, причем лицо было повернуто против хода. В двери с ее стороны просвечивало несколько дырок. Мне показалось, что, кроме них, там еще и брызги крови.
– В Гилрое есть больница, недалеко от дороги № 101.
– Поехали туда.
– Там он нас сразу найдет. Это же самое видное место.
– Выбирать особенно не приходится.
– Со мной все в порядке.
– Отлично. Но вот только что-то крови многовато.
Она вздохнула:
– Хорошо, поехали в Гилрой. Ты увидишь больницу прямо с шоссе. – Она немного помолчала. – Больно, Нат.
– Мы же не вводили тебе лидокаин. Конечно, будет больно.
В разбитые окна задувал ветер, шурша разбросанными по машине бумагами. Брук заерзала.
Что касается меня, то, должен признаться, мое терпение уже кончалось, и я начал понимать, что если немедленно не получу анестезию сильнее, чем лидокаин и адреналин, то не смогу переносить боль так же мужественно, как доктор Майклз.
Через десять минут безрассудно быстрой езды я свернул на дорогу № 101 и снова нажал на педаль газа.
Огни я увидел раньше, чем услышал вой сирены, – на потрескавшемся заднем стекле внезапно появились белые, синие и красные отсветы.
– О, только не это! – не сдержался я.
92
Брук лежала тихо, и это мне совсем не нравилось. Она явно потеряла много крови и ослабела. Наконец раздался какой-то сонный звук:
– Что?
– Черт возьми, полиция.
– Это хорошо.
– Ничего хорошего.
Я не остановился даже тогда, когда полиция уже повисла у меня на хвосте. Что-то прокаркал микрофон, но из-за свистевшего ветра разобрать слова оказалось невозможно. Вряд ли, впрочем, офицер желал мне счастливого пути.
И тем не менее я не остановился. Несколько миль он проехал вплотную к моему бамперу, а потом к погоне присоединилась еще одна машина, заблокировав меня слева. Взглянув в ее кабину, я увидел, как полицейский поднял руку к плечу, приказывая мне остановиться.
– Все это плохо, Брук, – спокойно прокомментировал я.
Молчание.
– Брук!
– Да? – наконец отозвалась она.
– Побудь со мной, пожалуйста. Хорошо? Не отключайся. Постарайся не потерять сознание.
Состояние мужественной девочки медленно ухудшалось. Хотелось, конечно, верить, что повода для тревоги пока нет, но если дело и дальше так пойдет…
Я остановил машину на обочине, и полицейские моментально сделали то же самое. В боковое зеркало было хорошо видно, как дюжие молодцы выходят из машины. Оружие наготове. Да уж, на обычную дорожную проверку это не очень похоже.
Один из офицеров неторопливо направился к нашему «пикапу». Второй остался на месте, держа в руке пистолет.
Я вспомнил о содержимом топорщившегося правого кармана. Пузырек с азотной кислотой. Достал его и поставил на пол, между ног.
– Ничего хорошего, – спокойно повторил я.
– Выходите из машины, – скомандовал полицейский.
– Я ранен. И моя спутница тоже ранена.
– А плевать! Вываливайтесь на дорогу!
Нелюбезный джентльмен обошел вокруг «пикапа» и оказался возле меня. Он стоял почти на дороге, и тем не менее между моей головой и дулом пистолета оставалось расстояние не более двух футов.
– Положите руки на руль, так, чтобы я мог их видеть.
Я повиновался. Он увидел заменявший левую кисть кровавый комок.
– Что случилось?
Парень казался старше меня, наверное, за сорок. А кроме того, он явно не был импульсивен, что в данной ситуации составляло большое преимущество. Меньше всего на свете мне хотелось получить в голову полицейскую пулю.
– Отвезите нас в больницу, и я все расскажу.
– Натаниель…
– Вы кого-то везете?
– Я же говорил, что моя спутница тоже ранена.
– Мадам, – повысил голос полицейский, – прошу вас сесть и положить руки так, чтобы я их видел.
– Она не может сесть.
На лице офицера мелькнуло смущение и так же быстро пропало. Он повернулся к товарищу.
– Роббинс, здесь на пассажирском сиденье раненая женщина.
Второй полицейский неторопливо, не опуская пистолет, обошел вокруг «пикапа».
Я начал всерьез волноваться, причем даже не из-за того, что мы с Брук потеряем много крови. Вопрос заключался в том, сколько еще нас будут здесь держать. А потому попытался убедить:
– Послушайте, офицер, мы оба ранены. Человек, который…
– Заткнись!
Второй полицейский оказался возле пассажирской двери. Раздался резкий звук, и она распахнулась. Брук вскрикнула.
– О Господи! – изумленно воскликнул полицейский. – Майк, здесь правда женщина, раненая и в наручниках. Похоже…
– В нас стреляли, идиот! – пояснила Брук.