Высунув локоть больной руки в окно, я умудрился закрыть и свою дверь. Одновременно взглянул в зеркало заднего вида. Учитель обеими руками раздирал собственное лицо.
93
– У тебя кровь, – заметила Брук.
Голова ее лежала на моем колене, и она внимательно смотрела на меня снизу вверх.
– Знаю. Кожи на руке совсем не осталось.
– Нет, на плече. Наверное, в тебя тоже попали.
Лишь сейчас я ощутил боль и влагу, причем и в плече, и в спине. Однако поскольку я все еще был жив и даже дышал, то решил, что, скорее всего, в легкое пуля не попала. То есть я должен был еще жить. Ведь шоссе № 101 не воплощение рая? Возможно, оно воплощение ада, но, черт побери, я же хороший парень!
Брук закрыла глаза.
– Что-то мне плоховато, Нат. Наверное, слишком серьезная потеря крови.
– Знаю. Держись.
Мы проехали еще несколько минут.
– Нас скоро снова остановят. Решат, что это мы застрелили полицейских.
Брук на это ничего не ответила, а потому, чтобы заполнить паузу, я тихонько выругался.
В пробоинах ветрового стекла и в дверях громко свистел ветер. Как это все случилось? Как вообще я попал в такой переплет? Сам изуродован, Брук серьезно ранена. Всего лишь пару недель назад самым худшим, на что мне доводилось жаловаться, были духота и влажность балтиморского воздуха. А сейчас любой, кто имеет склонность заключать пари, поставил бы два к одному на то, что живыми из переделки нам не выйти.
В этот самый миг Брук, словно прочитав мои мысли, открыла глаза и произнесла:
– Все будет хорошо, не волнуйся.
– Будет ли?
Риторические вопросы, подобные этому, очень хороши, поскольку оставляют широкое поле для самых различных ответов и многообразных комментариев. Но в эту самую минуту Бог, если он действительно живет где-то там, наверху, решил дать свой ответ. Впереди слева я заметил огромные, ярко освещенные зеленые буквы: «Больница Гилрой».
– Ну вот, наконец-то, – пробормотал я и сбросил скорость.
94
Когда я вошел в отделение скорой помощи, особой паники там не случилось. Но внезапно наступила полная тишина. Я попытался взглянуть на себя глазами окружающих, в частности принимающей сестры: ободранный, грязный, давно не бритый мужчина; вместо левой кисти – кровавый комок, по спине течет кровь. А он к тому же требует носилки.
Помню, как вокруг сразу оказалось несколько человек. Они пытались уложить меня на стоящую у стены кушетку. Однако совладать им не удалось: растолкав всех вокруг, я бросился обратно к «пикапу», не переставая кричать о носилках.
Распахнув пассажирскую дверь, сразу увидел окровавленный зад Брук. Попытался определить, куда же именно попала пуля, но так и не смог рассмотреть рану. Положил руку на бедро боевой подруги и стал ждать.
Уже через полминуты прибежали два парня с носилками на колесиках, а следом за ними подошел и врач.
– Что произошло? – поинтересовался он.
Не вдаваясь в подробности, я ответил просто, что это пулевое ранение. Санитары ловко уложили Брук на каталку, а доктор внимательно взглянул на меня.
– А с вами что?
– Думаю, тоже пуля. Впрочем, ранение не слишком серьезное. Ну а рука…
Я поднял то, что от нее осталось. Доктор секунду внимательно смотрел, потом перевел взгляд на носилки.
– Брук? – удивленно воскликнул он.
Она посмотрела снизу вверх и улыбнулась:
– Джейми!
Джейми внимательно разглядывал нас обоих.
– Что же, черт возьми, произошло?
Санитары повезли Брук в госпиталь. Красавец Джейми последовал за ней. А Натаниель, несмотря на то, что раны его не уступали ранам соратницы, остался в одиночестве.
– Эй! – окликнул я. – Нужно, чтобы кто-нибудь помог вот с этим.
Я показал на коробку с файлами.
Джейми на ходу обернулся.
– Оставьте все здесь и идите в здание.
– Нет. Не могу.
Густые брови Джейми на секунду нахмурились, но потом он приказал одному из санитаров помочь мне, а сам занял его место возле каталки.
– Эй! – снова крикнул я и подбежал к Джейми, или, как его звали здесь, доктору Муносу. – Никакой полиции, хорошо?
– Полицию уже вызвали.
Ничего не поделаешь. Я вернулся к «пикапу» и стал смотреть, как санитар собирает файлы.
Одно из преимуществ сильного кровотечения состоит в его драматичности. Нам не пришлось долго ждать, пока на нас обратят внимание. Правда, в данном конкретном случае трудно было определить, почему именно к нам проявляют такое внимание – то ли из-за обилия крови, то ли просто потому, что, видимо, у Брук и Джейми имелась собственная история.
Вот они воркуют, словно голубки. Вернее, если говорить точно, ворковал преимущественно Джейми.
– Так, значит, прострелили попку? – мурлыкал он, разрезая джинсы. – Какое кощунство! Ведь это все равно что разбить «Давида» Микеланджело.
Брук засмеялась – смех казался измученным, но искренним. Чарам доктора Муноса противостоять невозможно. Знаю, прекрасно знаю, что ревность – отвратительное, недостойное чувство. Существуют куда более серьезные проблемы. Через несколько минут примчится полиция и начнет расспрашивать о том, что происходит здесь, а главное, о том, что произошло на шоссе в десяти милях к югу отсюда. Непонятно, чем закончится история с рукой. А тут вот оно: здравствуй, ревность!
Мной занялся другой доктор. Вернее, докторша. Она была, наверное, лет пятидесяти и гораздо серьезнее и сдержаннее Джейми. Мы с ней уж точно вместе не спали, а потому она не воспевала ни мою замечательную задницу, ни мое замечательное плечо, ни мою замечательную руку.
– Просто перевяжите как следует, – попросил я, глядя, как доктор разбинтовывает мою самодельную повязку. – И плечо тоже заклейте.
Добравшись наконец до руки, доктор вздрогнула.
– Но вам срочно необходимо хирургическое вмешательство.
– Просто перевяжите. И пожалуйста, как можно скорее. Мне необходимо уйти. Нужно найти кого- нибудь, у кого есть болторезный станок. Мы с доктором Майклз не можем всю жизнь ходить закованными в
