направился в квартиру.
– Звоню в полицию, – предупредил я.
Это, конечно, было ложью. Постоял пару минут, ничего не услышал. Быстро прошел в спальню. Открыл дверь шкафа, заглянул в ванную. Пусто. Вернулся в гостиную и проверил маленькую ванную рядом с комнатой для гостей. Тоже пусто. Открыв дверь в комнату для гостей, я вошел. Дверь шкафа оказалась приоткрытой, и я резко открыл ее.
– О Господи!
Из шкафа выпрыгнул обезумевший от страха кот. Заставив себя успокоиться, я заглянул в шкаф. Платья, коробки, а больше ничего и никого.
Я направился к Брук.
– Собирай вещи!
Брук смотрела на меня, все еще не в силах унять дрожь и явно ничего не понимая.
– Возьми какую-нибудь одежду, – пояснил я. – Мы уходим.
Она быстро кивнула. Я довел ее до квартиры.
– Тебе не надо больше на это смотреть.
Она послушалась и прошмыгнула прямо в спальню, стараясь держаться от изуродованных собак как можно дальше.
Меня тошнило, но не слишком сильно – могло быть и хуже. В голову пришла мрачная мысль о том, что даже к подобным вещам начинаешь привыкать. И тем не менее, оторвать взгляд от страшного зрелища оказалось нелегко.
Через несколько минут Брук вышла из спальни в полной готовности.
– Нужно навести порядок.
– Некогда.
– А Генри?
– С котом ничего не случится.
В этом я совсем не был уверен, однако в данный момент мы ничего не могли сделать для несчастного животного. Я направился к двери, но Брук не пошевелилась.
– Он в комнате для гостей. – Она все равно не сделала ни шагу. – Я положу ему еды впрок, хорошо?
С этими словами я просто вытолкал ее за дверь. Потом пошел в кухню и наполнил кошачьи миски. Руки дрожали, а потому я рассыпал еду и разлил воду.
78
К мотелю, заведению возле аэропорта, мы подъехали на двух машинах. На стоянке я вышел, но Брук так и продолжала сидеть. Я подошел к ней.
– Закажем две комнаты, – предложил я.
– Нет, бери одну, с двумя кроватями.
Она смотрела прямо перед собой, поэтому разглядеть ее лицо было трудно. Тем не менее, я заметил, как по щекам текут слезы. Положил руку на плечо Брук и с минуту постоял молча. Потом быстро зашагал к мотелю.
Уже через десять минут мы сидели на жестких кроватях.
– Это предупреждение, – произнес я.
– Неужели? – Брук взглянула на меня сухими припухшими глазами. Она уже успела взять себя в руки. А вместе с самообладанием вернулся и сарказм. – А я было подумала, что это детишки так шутят.
– Может быть, и так. – Я откинулся на кровать. – Позвоню в полицию, а потом вернусь в квартиру и все уберу.
– И что же сделает полиция?
– Скорее всего ничего.
– Так зачем же тогда звонить?
– Понятия не имею, – честно ответил я.
Полицейские наверняка просто запишут, что произошло, и уедут. Я расскажу им о нападении на свою машину. Они и это запишут. Составят доклады, а что потом? Рассказать им о кассете, которой у меня уже нет? Об изнасиловании, жертва которого не сможет пожаловаться? Об истории, участником которой стал сын знаменитого доктора, о вспышке неизвестной болезни в Балтиморе? О мертвом мужчине в Балтиморе? О двух мертвых женщинах в Сан-Хосе? Да, они меня внимательно выслушают. А потом, сев в машины, назовут ненормальным.
– По крайней мере, мы знаем, что находимся на верном пути, – заметила Брук.
Такой реакции трудно было ожидать даже от нее. Я-то думал, что она постарается держаться от всего этого безумия как можно дальше и, оказавшись перед лицом страшной реальности, решит, что мониторинг ВИЧ – не такое уж плохое занятие.
– Мы не можем считать себя в безопасности, Брук. Ты, наверное, думаешь, что само место службы обеспечивает нам неприкосновенность, но это совсем не так.
– Я вовсе не думаю о неприкосновенности. Думаю, они просто не хотят нас трогать, но если мы не остановимся, то могут и захотеть.
– Так почему бы нам и не остановиться?
– Сколько сможем мы терпеть подобное?
Я вздохнул:
– Мне терять нечего. Мне тридцать три года. Ни жены, ни подруги, ни детей. Практика дерматолога в Лос-Анджелесе не светит. Так что я совсем один на белом свете. И если что-то со мной случится, то кто-то расстроится, а кто-то, напротив, обрадуется.
– Знаешь, я в аналогичной ситуации. Ни мужа, ни друга, ни жениха, ни детишек. Практика дерматолога никогда и не светила. – Она на секунду задумалась. – Впрочем, разница есть. Случись что- нибудь, обо мне пожалеют больше людей, чем о тебе. Это уж точно…
Она улыбнулась.
Однако я понимал, что пора остановиться. Брук нечего больше делать в подобном кошмаре. Собаки – это уже за чертой. Я по-настоящему испугался. Не за себя, за нее.
Я встал.
– Ты куда?
– Я же сказал. Хочу привести в порядок квартиру.
– Подожди.
Она взяла меня за руку. Потом притянула к себе и поцеловала.
– Что это было? – спросил я.
– Что было, что?
Брук заставила меня сесть на кровать и снова поцеловала.
– Не хочу, чтобы ты в это вмешивалась.
– Нат, – шепотом возразила она, – но я уже вмешалась. И не хочу выпутываться.
Я встал, чтобы лучше увидеть Брук. Потом снова наклонился к ней, и мы снова поцеловались.
– Сколько ты уже ходишь в этой одежде?
– Меньше чем две недели, но больше четырех дней.
– Но, Натаниель, это же просто отвратительно. Сними быстро!
Она начала расстегивать мою рубашку.
Прошло уже больше года с тех пор, как я в последний раз видел обнаженное тело Брук Майклз. Да и вообще обнаженное женское тело, во всяком случае, в трехмерном изображении. Впрочем, здесь все так же, как в езде на велосипеде: старые любовники никогда и ничего не забывают.
Через несколько минут, стремительно и сбивчиво дыша, мы уже переплелись на кровати. Куда-то исчез весь прошедший год, а расстояния между Атлантой и Сан-Хосе словно никогда и не существовало.
