Физиономия Компаньона исчезла, сменившись кадрами старого каратистского фильма. Кляня «Святое семейство», которое, как я подозревал, держало сторону моего Компаньона и моей подружки, заставляющих меня работать, я с такой злостью выключил телевизор, что хрустнул пульт.
«Чувствительная душа»… Какого черта! Как будто сам без греха!
Я вынул кассету и почувствовал солидарность с несчастной Алисой. Мы, чокнутые, должны помогать друг другу: я бы увез ее отсюда, мы бы поженились и на наследство ее папаши открыли бы образцовый дурдом.
Шестнадцать лет. Я попытался вспомнить, что в ее возрасте чувствовал я, потрясаемый гормональными и душевными бурями, но этот отрезок жизни завалился в памяти куда-то слишком глубоко. На поверхности остались только кошмары тех лет: привидения в белых масках со скальпелями в руках, которые, едва я засыпал, являлись ко мне с незваными визитами.
Они постоянно присутствовали в моих снах вплоть до дня праздника на вилле Гардони. После чего уступили место новому кошмару, который не заставил себя ждать.
4
Вале наградила виллу эпитетом «патрицианская» и была близка к истине, хотя загородный дом Гардони и пытался скрыть собственную монументальность окружающим его трехметровым кирпичным забором с колючей проволокой по гребню и хвойной рощей, растянувшейся на несколько километров. Сам дом представлял собою прямоугольное трехэтажное здание, чья архитектура вызывала в памяти американские дома из фильмов о Гражданской войне: с двумя колоннами у входа и обширным внутренним двором. По главному фасаду я насчитал двадцать окон плюс четыре стеклянные двери центрального зала, выходящие в сад, где сейчас повара крутили вертела и жарили гигантские стейки, в то время как с десяток официантов сновал и среди гостей, разнося подносы со всякой всячиной. Для полноты картины не хватало только появления Росселлы О'Хара (так в итальянском прокате почему-то озвучили имя Скарлетт) в поисках своего Ретта.
Учитывая, что водительские права сейчас находились у моего Компаньона, а вилла нового клиента располагалась достаточно далеко от ближайшей остановки трамвая, я попросил моего друга Алекса отвезти меня туда за два часа до начала. Он должен был подъехать с минуты на минуту.
Алекс часто помогал мне то в качестве шофера, то филёра, порой за деньги, а иногда – чтобы нарушить монотонность своих житейских буден, особенно в последнее время, когда он изнывал от обрыдлой ему должности банковского клерка. А всего четыре года назад он ежедневно вкалывал себе по два грамма героина, вскрывал любую машину пилкой для ногтей и заводил ее сломанной иглой. И ни разу не попался в руки полиции, вызывая зависть коллег по профессии. Настоящий Джекил и Хайд, почти такой же, как я. Поэтому, после того как он завязал с этим занятием, мы стали друзьями.
Единственным напоминанием о его наркоизлишествах оставалась почти абсолютная глухота на правое ухо как результат инъекций в вены на шее, а также лютая ненависть к сбытчикам наркоты. Когда мне случалось иметь дело с кем-нибудь из них, мне стоило больших усилий удержать Алекса от того, чтобы он не разнес ему башку домкратом. В небольшом теле Алекса бурлила прямо-таки атавистическая ярость, не сдерживаемая больше опийными препаратами, и это было заметно, несмотря на его показную невозмутимость.
Когда я как-то, расслабившись, рассказал ему о Компаньоне, последовал единственный комментарий: «Теперь понятно, почему ты такой раздолбай».
Приглашенные начали прибывать в девять вечера, и скоро роскошные автомобили заполнили слабо освещенный паркинг, от которого к дому вела гравийная дорожка. В вечерних сумерках мне были хорошо видны огоньки сигарет шоферов, оставшихся ожидать своих хозяев.
Гардони, после того как сообщил, за какими томами в книжном шкафу кабинета спрятал свой пистолет, взялся лично сопровождать меня при осмотре дома, проведя по трем десяткам комнат и заставляя восхищаться бесчисленной коллекцией картин (подлинники!), изделиями из стекла и мебелью ценных пород. В небольшом зальчике, служащем домашним театром, с телевизором на жидких кристаллах, проигрывателем для компакт-дисков, видеомагнитофоном последней модели и целой стеной видеокассет, я почувствовал, что у меня вот-вот разорвется сердце.
Если мне предстоит родиться вновь, то помимо здоровых мозгов мне хотелось бы иметь богатую семью.
Я осмотрел также подвальные помещения, с видом профессионала порывшись среди оплетенных бутылей, копченостей, холодильников и морозильных камер, которых было бы достаточно для солдатской столовой. На лестнице между этажами я познакомился с хозяйкой дома, очень худой дамой лет тридцати пяти, увешанной золотом и жемчугами, протянувшей мне кольцо для поцелуя.
А еще через несколько минут в одной из комнат третьего этажа при отвратительном свете галогеновой лампочки я удостоился чести лицезреть и мифическую Алису-Мятежницу.
Как я и предвидел, эта была не самая приятная встреча.
Девчонка валялась на кровати в ночной рубашке, рваных джинсах и гольфах. Создавалось впечатление, что она не мылась несколько дней: отвратительный запах в комнате не мог перебить даже аромат курившихся сандаловых палочек, воткнутых в глиняную подставку, – такие продаются в любой лавчонке.
Алису можно было бы назвать симпатичной, не будь ее мордашка утыкана везде, где можно и где нельзя, колечками и другими металлическими предметами. Лично мне не очень нравится чрезмерный садомазохизм.
В кресле, рядом с кроватью, восседала охраняющая ее сиделка, сильно смахивающая на персонаж моих кошмаров: огромная тетка с центнер весом, далеко за пятьдесят, с густо накрашенными губами и веками, в туго сидящем белом халате, заляпанном едой. Звали ее Труди.
Алиса с отвращением на лице оглядела меня с головы до ног, а затем спросила, какого хера хочет от нее этот кусок дерьма. Смутившись, ее отец сделал попытку представить меня, но она принялась орать на нас, не меняя позы и выражения лица. Она требовала, чтобы мы – свиньи, хозяева и слуги хозяев – сейчас же убирались вон.
Мы доставили ей такое удовольствие, и по дороге Гардони, все более расстраиваясь, принялся грузить меня своими несчастьями. Поскольку платил он, я не мог не изображать внимательного слушателя.
– Два года назад она связалась с бандой вонючих хиппи, которые живут вместе с собаками, – сказал он. – Ее мать и я посчитали, что это переломный возраст, в котором дети всегда бунтуют, что это скоро