отходить ко сну. Двери кабинетов они оставили приоткрытыми, видимо, чтобы хоть немного дать помещениям проветриться. Чтобы разглядеть табличку с номером, Саше приходилось освещать её фонариком, но свою родную «биологию» он нашёл быстро. Так, глядишь, он и в темноте ориентироваться научится.
Ещё в коридоре он услышал негромкие разговоры, но и представить себе не мог, что теперь в кабинете так людно. Яблоку негде упасть. Но деваться было уже некуда. Прикусив губу, он перешагнул порог, осторожно протиснувшись между наставленными всюду коробками, добрался до своего места, сбросил на пол тяжёлый рюкзак, отодвинул его к стенке и сел рядом.
Его соседями оказались вполне приличные люди. Данилов вежливо поздоровался. Несколько человек ответили ему, кто-то ограничился кивком, но большинство не удосужилось сделать даже этого. Да ему оно и не очень-то было надо.
Скоро Александр понял, что никакого коллектива тут нет. Класс жил микрогруппами, кучками, легко принимавшими посторонних, но так же легко их отпускавшими. Случайные попутчики, не более того. Как в плацкартном вагоне, с той разницей, что здесь едой и даже чайной заваркой могли поделиться разве что с самыми близкими людьми.
Люди увидели, как худощавый, да что там — тощий парень с потрёпанным рюкзаком и отсутствующим взором расположился на матрасе в углу. Несколько человек, не сговариваясь, смерили его одинаковыми подозрительными взглядами, каких теперь удостаивался любой незнакомец. Чудной какой-то. Глаза странные, будто думает о чём-то. А о чём можно сейчас думать?
Вроде интеллигент, но это ещё ничего не значит. Интеллигенты разные бывают, особенно бывшие. Может, он только и ждёт, когда они отвернуться, чтобы скрысить что-нибудь.
Да нет, ни рыба, ни мясо. На вора не похож, но и не из таких, с кого можно что-то взять. Босота — куртка рваная, будто десять километров по колючим кустам намотал, рюкзак времён перестройки, ботинки стоптанные. Жуёт какую-то корку сухую. Что с такого взять?
Все расслабились и вернулись к своим делам.
— Не расскажите, что у вас тут происходит? — подсел он к группке людей у входа. — Меня там чуть какие-то уроды на джипах не сбили.
— Повезло, что чуть, — ответил ему пенсионер в очках с толстыми стеклами. — Промахнулись, значит, малость. «Что происходит?» А сам не видишь?
— Беспорядки какие-то? — догадался новенький.
— Ещё нет. Тут рядом часть МЧС, там рулит полковник Селиванов, мировой мужик. У него не забалуешь. Вот кое-как посёлок и держат.
— И что, нормальные у вас порядки?
— Да не жалуемся, — пожал плечами дед. — Ты ж сам, поди, видел, как в других местах. Понравилось? Вот-вот. А у нас тишь да гладь.
— Ага, — поддакнул мужик в спортивном костюме. — Я сначала в Колывань подался, так там любой гоблин в камуфляже думает, что теперь каждого можно раком поставить и ничего за это не будет.
Саша вспомнил «весёлый» блокпост и ещё раз поблагодарил себя за осторожность. Он понял, куда ветер дует, и не ошибся. Может, рыбка и гниёт с головы, но здесь, на местах власть тоже начинает «протухать».
— Всей этой радости осталось на пару дней, — продолжал «спортсмен», фигура которого на самом деле была далеко не спортивной. — Закончится харч на складах, и тогда придёт мама-анархия. А пока мы как бараны стоим по стойке смирно, какие-то козлы всего нахапали и жрут в три горла.
— Да кто они такие?
— Дезертиры, — ответил за всех мужик в кепке, разогревавший какой-то супец на переносной газовой плите. — Отморозки натуральные. Грабанули половину магазинов и окопались где-то в зоне отчуждения. Радиация им, мол, нипочём, а хабару там можно найти немало. Машины у них козырные, автоматы, пулемёты, ОЗК есть, барахло «КамАЗами» возят. Теперь вот наезжают к нам ночами… и наезжают на всех.
Никто, кроме него самого, не улыбнулся этому каламбуру.
— А по мне, так и надо. Чего ждать, если можно самим взять? — угрюмо пробурчал ещё один мужчина, из-за сплюснутого носа похожий на боксёра. — Валить отсюда надо, скоро тут всем абзац. Видали пост на седьмом километре?
— Ну да, — кивнул новенький.
— Правильные пацаны. Мотопехота. Их хотели в зону направить кордоном стоять, приказ типа пришёл, а они сообразили, что к чему, и сорвались в бега. Вместе с «коробочками». Теперь горя не знают. Бабы, бухла море разливное…
— Зато от них всем горе, — пробормотал тот, что в кепке. — Тех, у кого хватает ума здесь проехать, останавливают якобы для проверки документов. А потом… — он осёкся, потому что оставленное без присмотра варево полезло из-под крышки. — Жратву и водку сгружают себе, а самого водилу с пассажирами… ну, в лучшем случае отправляют обратно в Новосибирск пешком. В худшем… — он опять замолчал, видимо, чтоб не портить аппетит, и вернулся к своему ужину, разложив на газете бутерброды с неровно нарезанной колбасой.
— Да знаю я про них, тоже мне, правильные, — вступил в разговор его сосед, молодой беженец в жилетке с кучей карманов. — Их полроты, заправляют у них то ли чеченцы, то ли даги. Они с местными кунаками командиров порешили и теперь гуляют. Дети гор! Наши у них на побегушках. Тому, кто слово против вякнет, свинцовую пилюлю прописывают, и приходится ему, хе-хе, слегка мозгами пораскинуть.
— Дела… — пробормотал новенький. — Не думал, что всё так запущено.
— Да разве ж только у нас?!
— Выходит, так теперь по всей России? Хреново. А какие-нибудь вести из Москвы есть? Пришлют нам хоть палатки с буржуйками?
Громкое фырканье. Оба мужика и дед переглянулись. Парень точно с дуба упал. Ладно, мало ли теперь ушибленных.
— Ну ты даёшь, — удивлённо приподнял брови старик. — Скажешь тоже — буржуйки. Нет больше ни твоей Москвы, ни буржуев, чтоб им…
— Что, совсем?
— Ну почему, руины-то остались местами, — хмыкнул мужчина в жилетке. — Могли бы запись со спутника показать, да у нашего телика вчера батарейки сели. А генератор эти уроды раздраконили. Кстати, ты прописался? Повезло. Говорят, сегодня приём закончился. Кто завтра придёт, могут отдыхать. Хавчика не будет.
Новенький рассеянно кивнул, словно эта тема его мало интересовала.
Он продолжал сыпать вопросами:
— А другие города?
— Тот же хрен, — ответил дед. — От Владивостока до Калининграда всё начисто. Не только миллионники. Стотысячники…
— Позавчера ещё было радио, — пояснил хозяин супа. — Прямо после обращения И. О. главкома зачитали что-то вроде списка нанесённых по нам ударов. Типа для возбуждения праведного гнева. Два часа без перерыва шло, тысячу с лишним населённых пунктов назвали. Я даже не слыхал о таких. По ходу дела, все города, где хоть один цементный завод был, накрыли, сучьи дети.
Данилов ощутил странную лёгкость во всём теле. Как будто пол уходит из-под ног, и ты проваливаешься, падаешь в тёмную бездну. Худшие опасения, как всегда, оказались верными. Это закон.
Нельзя сказать, что эти новости стали для Саши откровением. Он понял, что всё накрылось медным тазом, ещё когда увидел субботнюю иллюминацию над Новосибирском. Но те же фразы, услышанные из уст постороннего человека, подействовали на него как удар дубиной. Стотысячники… Эта новость придавила его как пресс.
«Только не говори, что не ожидал, — сказал он себе. — Врёшь. Спорим на миллион, ты ни на секунду не сомневался. Это у тебя в крови — хоронить всех заживо, себя в том числе, а после этого удивляться, когда твои пророчества сбываются. Ах, кто бы мог подумать! Нострадамус хренов…»
