золотая цепочка в сочетании с противогазом смотрелась странно. Один вид этой комбинации вдруг вызывал у неё приступы судорожного хохота. Но он оборвался, когда она машинально заглянула за низкий прилавок.
Там лежало тело человека. Возможно, того самого, что продал ей эту безделицу. Без носа. Без глаз и ушей. Без всех мягких тканей лица. С осколком оконного стекла, застрявшим между костями ключицы, перерезавшим ему горло как нож гильотины.
Смех, застрявший было у неё в горле, всё же вырвался наружу единственным сиплым смешком. Да что она, трупов не видела? И тут Маша вспомнила, что, вообще-то, находится здесь не на прогулке, и её могут потерять. Это в лучшем случае. В худшем её могут найти, но не товарищи, а те типы, которых они расшугали, когда приехали на базар. Она ведь далековато оторвалась от своих.
Хлопнув себя по лбу, девушка сунула цепочку в рюкзак и, не задерживаясь больше ни на секунду, выбежала на улицу. Обратную дорогу она преодолела бегом, не останавливаясь даже для того, чтобы перевести дыхание. Благо, маршрут был выучен назубок.
Цепочка была не совсем идентичной — немного потолще и потяжеловеснее. Но в целом производила впечатление дорогой и солидной, хотя Маше до этого не было ровным счётом никакого дела. Ей нужна была память. Сложно заподозрить в сентиментальности того, кто прячет свои чувства под бронёй цинизма. Но это было так. Железных людей не бывает. Чернышёва страдала все эти дни из-за того, что у неё не оказалось ни одного предмета, напоминавшего о прошлом.
Маша была реалисткой и не давала надежде себя обманывать. Она понимала, что никого из тех, кого она знала в прошлой жизни, ей уже не встретить. Её дом разрушен. Родители, сестра и двоюродные братья жили в других городах, больших, которые наверняка получили свою ракету. Большинство друзей имели квартиры в районах, где начиналась зона сплошных разрушений. Смешно, но даже фотографии в памяти телефона стёрлись из-за этого проклятого электромагнитного импульса.
Майору пора было знать, что дурные предчувствия никогда не посещают его просто так. Неприятность — мелкая, но досадная — ждала их уже у самых ворот убежища. Именно с этими воротами она и была связана.
Демьянов не хотел пользоваться для погрузки входом номер два. Носиться с коробками по узким лестничным пролётам в темноте было не очень удобно, куда проще открыть главные ворота, подогнать машины почти вплотную и за пять минут с помощью «китайского конвейера» перекидать весь груз на продуктовый склад.
Было лишь две загвоздки. Участок проспекта был завален обломками стоявших рядом панельных домов. Кроме того, в конце августа, когда заморозки чередовались с оттепелями, а температура плясала около нуля, на стальных дверях намёрз такой слой льда, что даже после замены моторов открываться они не стали.
Первое время Демьянов думал, что они прекрасно обойдутся и без первых ворот, но неожиданное наступление зимы поставило людей в сложное положение. Возникла потребность транспортировать крупногабаритные грузы в убежище, и ни второй вход, ни, тем более, запасный для этой цели не подходили.
Но Демьянов всё равно тянул. Сначала было слишком опасно из-за радиации и пожаров. Потом надёжные люди были заняты, а ненадёжным майор не решался доверить эту задачу. Того и гляди попадут в беду.
Требовалось выполнить немаленькую работу — разобрать завалы примерно на стометровом участке дороги, засыпать гравием крупные трещины в асфальте и оттащить разбитые авто. В помощь бригаде был придан бульдозер, но бо?льшую часть всё равно предстояло делать руками. Майор сам отобрал человек триста, в основном молодых мужиков, дал им с десяток бойцов-ракетчиков в качестве сопровождения и объяснил задачи: расчистить проезд, работая в шесть смен, чтоб максимально сократить пребывание каждого наверху. Он надеялся, что они управятся к их возвращению.
Сергей Борисович не учёл одного. Когда его заготовительная группа отправлялась в путь, в убежище из руководства остался только сам комендант. Положение не снимало с него обязанностей управлять отдельными процессами в жизни подземелья. Более того, перед отправлением Демьянов специально переговорил с ним по этому поводу. Тот кивнул и махнул рукой. Дескать, всё сделаем.
И что же?
У ворот он увидел не аварийную бригаду, а толпу. Наверх вывели не одну смену, а всех до единого. Из них только у малой части был инструмент: остальные вместо того, чтобы откидывать снег, долбить кайлами лед и стаскивать мусор к обочинам, чуть ли не в снежки играли. Руководить было некому. Комендант куда-то пропал.
Случилось то, чего майор никак не мог предполагать. Стоило всем мало-мальски ответственным лицам покинуть убежище, как налаженная система распалась. На площадке перед главными воротами царил бардак, по которому можно было догадаться, что творилось бы во всём убежище, окажись двадцать третьего числа в нём один генерал.
Народ разбрёлся кто куда. Некоторые бестолково шарахались по сторонам, другие сидели на корточках и покуривали, третьи с любопытством оглядывали разрушенные здания. Самые смелые заходили в подъезды и магазины первых этажей, то ли проверяя их на предмет наличия полезных вещей, то ли просто из любопытства. Люди вряд ли хоть приблизительно представляли, какой опасности себя подвергают.
От этого зрелища у майора чуть не случился сердечный приступ. Он догадывался, в чём тут дело, но легче от этого не становилось. Да, человеческая психика не может выдержать непрерывное напряжение. Да, когда-то она или сломается или автоматически расслабится. Даже страх перед радиацией не может довлеть над ней вечно… Но должен же кто-то указывать людям, когда можно расслабиться, а когда — ни- ни. Для этого и существует начальство.
«Вот бараны. Ни на кого нельзя полагаться…»
Даже солдаты, на которых так надеялся Сергей Борисович, больше обменивались шуточками, чем приглядывали за порядком.
При помощи мегафона и накопленных в армии запасов красноречия Демьянов разогнал этот балаган в мгновение ока. С комендантом, который выгнал их всех наверх гуртом (наверно, хотел сделать всё побыстрее, дурья башка), он разберётся потом. Сейчас главное — навести порядок и поскорее спустить народ вниз. Даже сейчас тут не стоило находиться слишком долго. К тому же майор не считал безопасной даже относительно благоустроенную территорию вокруг убежища.
Участники рейда спрыгивали с грузовиков и присоединялись к горе-уборщикам, подгоняя их окриками и командами. Неорганизованная масса была поймана, стреножена, разбита на звенья и отряды. Дело закипело. В полчаса работа была закончена.
Теперь надо быстро стаскать все коробки из грузовиков вниз.
Когда с разгрузкой было покончено, машины загнали обратно в гараж. Ещё пригодятся, хоть и неясно, когда именно. Каждая новая вылазка оказывалась на порядок труднее предыдущей. Температура всё падала, но другого способа достать необходимое для жизни у них не было.
Затем под душ. Сначала в костюме, потом без него, чтобы смыть с себя всю зловредную грязь, чтобы ни крупинки её не пронести в убежище. Только тогда можно было отдохнуть и чуть расслабиться. Только чуть — ведь впереди очередные тревожные будни.
Их встречали как героев. Было объявлено о временном повышении продовольственного довольствия для всех без исключения. Люди, отвыкшие за это время от чувства сытости, плакали от радости при виде вздымающихся до потолка штабелей банок с тушёнкой. Им были рады те самые горожане, которые ещё две недели назад стали бы крутить нос и придирчиво осматривать этикетки. Слишком много сои, слишком мало мяса, да и консервантов полный набор! Голод сделал людей менее разборчивыми. Тогдашний суррогат теперь казался им пищей богов. Но ни одна банка не была съедена просто так. Варили суп — сначала густой и наваристый, а затем жидкий и почти безвкусный, чтоб растянуть удовольствие подольше. Демьянов через голову коменданта — чёрт его знает, вдруг взбрыкнёт и запретит! — отдельно распорядился по поводу детей и тяжелобольных. Их пайку сделали немного разнообразнее.
Эти события улучшили настроение жителей убежища. В глазах укрываемых стало чуть меньше тоски
