желающих укрыться иссяк, на автостоянке поодаль остались два десятка кошек и почти столько же собак. Некоторых люди привязали, других просто оставили за высоким забором паркинга. Этим повезло чуть больше. Одного здоровенного дога пришлось пристрелить, когда он увязался за хозяевами вниз и никак не хотел уходить. Но большинство вело себя смирно до самого последнего момента, когда ручная сирена стихла и сами бойцы начали спускаться в подземный переход. Тогда, словно почувствовав приближение конца, вся орава разразились душераздирающим лаем. Говорили, что он не смолкал, пока не задраили наружную дверь.
Через сутки с лишним, когда первая разведгруппа покинула убежище, чтобы обследовать окрестности, на стоянке не было никого. Чернышёва не сомневалась, что даже если кому-то из зверей инстинкт и подсказал спрятаться за мгновения до вспышки, то судьба их была незавидной. Потеряв своих хозяев в водовороте катастрофы, они вряд ли имели шансы протянуть сутки. Даже притом, что радиация почти на всех млекопитающих действует в три-четыре раза слабее, чем на людей.
За эти дни многое изменилось. Теперь у администрации хватало других забот, помимо недопущения в убежище представителей фауны. Чего стоили одни только паникёры и жалобщики. Первых удалось обуздать, только припугнув расстрелом или изгнанием, со вторыми приходилось поступать не менее жёстко. Их лечили направлением на самые тяжёлые и грязные работы как в самом бункере, так и в подземном переходе над ним, который спешно переоборудовался в дополнительные жилые секции. Оптимизма после восьми часов с лопатой в обнимку прибавлялось у любого, а нехорошие мысли уносились вместе с пролитым потом.
Всего же остального недоставало — добровольцев, имеющих хоть какой-то опыт, врачей, медикаментов, койко-мест, чистой воды, калорийной еды, даже несчастных матрасов и одеял. Почти все в убежище спали на голых деревянных лавках и нарах, а самые невезучие — прямо на полу, на подстилке из картонных коробок и газет, укрываясь чем придётся. Но сильнее всего не хватало надежды. Их настоящее было ужасным, а будущее рисовалось в таких тонах, что волей-неволей приходилось жить одним днём и не думать о том, что будет завтра.
Солдаты и добровольцы валились с ног от усталости, а начальство не могло находиться всюду одновременно. Поэтому тех, кто появился в подземелье уже после, никто всерьёз не досматривал — считали по головам да фамилии записывали. К тому времени в убежище при желании можно было провести кого угодно. Администрация в лице зама коменданта по общим вопросам Демьянова махнула рукой: «Ведите хоть целый зоопарк, только кормите сами».
Но желающих делить скудный паёк даже с самыми близкими существами оказалось немного, и теперь во всех комнатах набралось бы от силы пять кошек и пара собак, из которых ни одну нельзя было назвать крупной. Хозяева всё время держали их при себе, не выпуская в коридор, и запаха от них не было. Как думаете, кем будет пахнуть в тесном плохо проветриваемом помещении — пятью тысячами человек или двумя собачонками?
Такая привязанность была за пределами Машиного понимания, хотя сама она не могла себя назвать человеком равнодушным. В кошках её отталкивал некомпанейский характер, но собаки у них дома не переводились, сколько она себя помнила. Но до них ли тут, чёрт возьми, когда такое творится?
Для Чернышёвой даже человеческая жизнь никогда не была абсолютной ценностью, и всё же её она ставила несколько выше, чем жизни других живых существ. Но не на порядок, а на несколько пунктов.
Иногда её мысли возвращались к тем, кто остался наверху и разделил судьбу своих питомцев. Конечно, вряд ли дело в романтическом принципе «Мы в ответе за тех, кого приручили», из-за которого-де люди добровольно выбрали смерть. Они просто недооценили опасность. Так почему же так муторно становится от таких мыслей на душе?
Девушка обыскала просторную кухню, оборудованную всеми нужными и ненужными достижениями технической мысли. Огромный холодильник разочаровал её пустотой. Только в просторном морозильнике сиротливо лежало мясо в целлофановом пакете, килограмма полтора. Всё бы хорошо, но оно источало запах, который говорил о происходящих в нём бактериальных процессах. В убежище его могли бы обрезать с краёв, вымочить в уксусе да и бухнуть в котёл, поперчив посильнее, чтобы отбить амбре. Но Маша себя уважала и не собиралась набивать желудок тухлятиной. Уж кто-кто, а она о возможных последствиях была осведомлена. Даже коту она достанет что-нибудь получше.
Больше на кухне не оказалось ничего интересного. Даже в мини-баре — вот как жили, сволочи! — было шаром покати. Видимо, покидая дом, хозяева забрали с собой всё съестное и горячительное и всё мало-мальски ценное. Чёртовы буржуи. Или нет… как-то не складывается. Если у них было время забрать туалетные принадлежности из ванной, то почему забыли котика? И почему в комнатах такой разгром, будто Мамай прошёл? Телевизор раскурочили, всё раскидали. И следы грязные вокруг. А… ну, конечно. Мешочники прошлись. Знаем такую породу.
Наверно, дверь с кодовым замком на первом этаже сначала была открыта. Стервятники беспрепятственно проникли в здание, перевернули его вверх дном, а уходя, случайно захлопнули хитрую штуковину, которую теперь было не открыть без автогена.
Сучьи ублюдки. Вон как всё перерыли, да ещё нагадили в коридоре. Подчистую подмели, ничего не пропустили. Расстреливать таких уродов мало.
Нет, кое-что они всё-таки забыли. В шкафу отыскался целый блок хороших сигарет, оставленный хозяевами и пропущенный стервятниками. Было ихнее — стало нашенское.
Это была бесценная находка. Настоящий дефицит, учитывая то, как быстро расходовались сигареты. Мужская половина убежища дымила почти поголовно. Уж здесь Демьянову и его распорядку пришлось уступить. Зная, что бороться с пагубной привычкой бесполезно, Сергей Борисович поступил мудро и локализовал её, объявив общественной курилкой один из шлюзов-«предбанников».
Посему сигареты — такая же твёрдая валюта, как спирт. Даже лучше, ведь за попытку сбыть его можно было нарваться на любые санкции, в зависимости от настроения майора. Тот не одобрял спаивание подчинённых, да и простых укрываемых тоже. А вот из-за сигарет ещё никому не попадало. Кроме того, они не относились к списку вещей, которые запрещалось иметь в личном пользовании. Личный запас продуктов нельзя было создавать, они сдавались подчистую и без всякого вознаграждения, а вот сигарет — пожалуйста.
Пора было возвращаться. Чернышёва глянула на часы. Вся её вылазка заняла десять минут, но всё же незачем было в очередной раз испытывать терпение спутников. Оставалось проверить одну теорию.
Маше не хотелось спускаться тем же путём. Вряд ли, думала она, изнутри эти чёртовы двери нельзя открыть без карточки. Кому нужен такой геморрой? Там должна быть кнопка, как на обычных дверях с домофонами. Заодно она окажет услугу всему звену, открыв им путь к любым апартаментам в здании.
Проходя по коридору, напоминавшему гостиничный, в сторону лестничной площадки, Чернышёва в последний раз оглянулась и вздрогнула, чуть не подпрыгнув на месте. В дверях ближайшей квартиры возвышался тёмный силуэт.
Пока девушка стояла, онемев, и пыталась унять колотящееся о рёбра сердце, человек сделал шаг вперёд и вышел из тени. Фигура загородила собой широкий проём, и Маша получила возможность разглядеть его, о чём тут же пожалела.
С высоты своего роста на неё взирал монстр. Он был здоровенным — под два метра. На нём были спортивные штаны, костюм «Адидас» и кроссовки с оплавленными до черноты подошвами. Пустые, лишённые выражения глаза незнакомца смотрели сквозь неё так, будто он не замечал её присутствия. Внезапно в горле у него забулькало, и вместе с лающим кашлем чудовище сплюнуло себе под ноги кровавым комком.
— Эй… — нарушила молчание Чернышёва. — Вам помочь?
В конкурсе на самый глупый вопрос она заняла бы первое место.
«Если он сделает ещё шаг в мою сторону, я побегу», — решила она.
Может, он и не был опасен, но от одного его взгляда у неё по коже поползли мурашки. Девушка пятилась к лифту, уже чувствуя, что может не успеть.
Ему не нужна была помощь. Последнему, кто пытался ему помочь, он размозжил голову дубовой дверью. После этого были и другие… Теперь он умирал сам, но всех, кто встречался на пути, по-прежнему пытался забрать с собой.
