наблюдениям Захави и его коллег, дрозды энергично соревнуются за опасную роль дозорного. А когда более слабый дрозд пытается предложить корм более сильному, кажущаяся щедрость жестоко наказывается. Суть идеи Захави заключается в том, что заявление о превосходстве необходимо подтверждать реальной жертвой. Только действительно выдающийся субъект имеет возможность подкрепить свои претензии на высокий статус дорогостоящим подарком. Индивидуумы покупают успех, например в привлечении сексуальных партнёров, ценой дорогой рекламы собственного превосходства, включая демонстративные проявления щедрости и подвергание себя опасности на благо других.
Мы рассмотрели уже четыре осмысленные «дарвиновские» причины, по которым особь может вести себя по отношению к другим альтруистично, щедро или «нравственно». Во-первых, это генетическое родство. Во-вторых, реципрокный (взаимный) альтруизм — предоставление услуг в расчёте на последующее возмещение. На основе этих двух причин строится третья: эволюционное преимущество приобретения репутации щедрого и доброго индивидуума. И если Захави прав, четвёртая — дополнительное преимущество показной щедрости как неподдельно правдивой саморекламы.
Большая часть нашего доисторического существования прошла в условиях, которые должны были сильно способствовать эволюции всех четырёх видов альтруизма. Мы жили в деревнях или, ещё раньше, как павианы, в разобщённых кочующих группах, в частичной изоляции от других групп или деревень. Большинство соплеменников состояли в более тесном родстве друг с другом, чем с членами других групп, — идеальные условия для развития родственного альтруизма. Кроме того, независимо от степени родства нам приходилось жить бок о бок с одними и теми же особями всю жизнь — идеальные условия для развития взаимного альтруизма. Эти же самые условия замечательно стимулируют и борьбу за репутацию альтруиста, и наглядную рекламу щедрости. Посредством всех этих механизмов вместе и каждого из них по отдельности естественный отбор благоприятствовал развитию альтруизма у первобытных людей. Легко понять, почему наши далёкие предки творили добро по отношению к членам своей группы, и зло, вплоть до патологической ненависти, — по отношению к чужим группам. Но почему в настоящее время, когда большинство из нас живёт в больших городах, вдали от кровных родственников, постоянно в окружении людей, которых мы вряд ли встретим когда-либо ещё, — почему мы до сих пор совершаем добрые поступки друг для друга и порой даже для людей, явно относящихся к «чужой группе»?
Здесь важно правильно представлять себе сферу действия естественного отбора, пределы его возможностей. Отбор не может обеспечить появление разумного осознания того, что является полезным для генов индивидуума. Это осознание оставалось недоступным для разума вплоть до XX века, да и сейчас в полной мере им обладает лишь небольшое число учёных-специалистов. Естественный отбор благоприятствует развитию правил и шаблонов поведения, таких как умение мотыльков ориентироваться по небесным светилам, — шаблонов, обеспечивающих распространение генам, определяющим такое поведение. А шаблоны по своей природе не застрахованы от ошибок. Укоренённое в птичьем мозгу правило «присматривай за маленькими, пищащими существами в гнезде и бросай пищу в имеющиеся у них красные отверстия» обычно способствует выживанию обеспечивающих это правило генов, потому что маленькие пищащие существа в гнезде взрослой птицы — это главным образом её собственные птенцы. Но это правило даёт сбой, если в гнезде появляется птенец другой птицы, — ситуация, широко используемая кукушками. Может быть, наши действия «добрых самаритян» являются такими же ошибками, как ошибочен инстинкт тростниковой камышовки, заставляющий её выбиваться из сил, выкармливая кукушонка? Ещё более близкой аналогией может служить возникающее у людей желание усыновить (удочерить) чужого ребёнка. Спешу пояснить, что слово «ошибка» используется здесь строго в эволюционном, научном контексте и, безусловно, не несёт никакой уничижительной окраски.
Поддерживаемая мною идея «ошибки», или «побочного продукта», заключается в следующем. Давным-давно, когда мы, как нынче павианы, жили небольшими устойчивыми группами, естественный отбор наряду с сексуальными желаниями, чувством голода, ненависти к чужакам запрограммировал в нашем мозгу склонность к альтруизму. Образованные, знакомые с дарвиновской теорией эволюции супруги понимают, что основой их сексуального влечения является потребность размножения. Им известно, что, поскольку женщина принимает противозачаточные таблетки, беременности не произойдёт. Но это знание ни в коей мере не умаляет тяги любовников друг к другу. Сексуальное влечение есть сексуальное влечение, сила его воздействия на отдельного индивидуума не зависит от первичных факторов, вызвавших его возникновение в процессе эволюции. Это мощное чувство существует отдельно от породившей его причины.
Полагаю, что то же самое допустимо сказать о побудительных причинах доброты — альтруизма, щедрости, сопереживания, жалости. Наши предки имели возможность проявлять альтруизм только в отношении кровных родственников и соплеменников, реально способных отплатить добром за добро. Нынче это ограничение отпало, но шаблон поведения остался. Почему бы ему пропасть? Это — как сексуальное влечение. Мы так же не можем удержаться от жалости при виде несчастного рыдающего человека (даже если он нам не родственник и вряд ли отплатит добром за добро), как не можем не испытывать вожделение по отношению к привлекательному представителю противоположного пола (даже неспособному по каким- либо причинам к размножению). Оба эти чувства — ошибки дарвиновской эволюции, но какие драгоценные, прекрасные ошибки!
Пожалуйста, ни на секунду не допускайте, что эволюционное объяснение как-то умаляет или обесценивает благородные чувства сострадания и милосердия. Или сексуальное влечение. Пропущенное сквозь призму речевой культуры, сексуальное чувство дарит нам величайшие произведения поэзии и драматургии: любовную лирику Джона Донна, например, или «Ромео и Джульетту». И конечно, то же самое можно сказать о проявлениях сочувствия, возникающих на основе «ошибок» родственного или взаимного альтруизма. Прощение должника, если рассматривать его вне контекста, может показаться настолько же противоречащим эволюции, как и усыновление (удочерение) чужого ребёнка:
Огромная доля человеческих амбиций и усилий объясняется сексуальными желаниями, и многие из них можно классифицировать как «ошибку». Это же можно сказать и о желании быть щедрым, проявлять сочувствие, если, согласно моему предположению, всё это является «ошибочным следствием» полуизолированной жизни наших предков. Самым простым с точки зрения естественного отбора способом закрепить в людях эти желания было вмонтировать в их мозг поведенческие шаблоны. Эти давно возникшие шаблоны продолжают управлять нашим поведением и поныне, хотя обстоятельства жизни уже не соответствуют их первоначальному смыслу.
Эти шаблоны по-прежнему продолжают влиять на нас, но не кальвинистски предопределённым, а опосредованным способом. Они пропущены через фильтр литературы, обычаев, законов и традиций — и, конечно, религии. Подобно тому как сексуальные вожделения примитивного мозга преобразуются, пройдя сквозь фильтр цивилизации, в любовные сцены «Ромео и Джульетты», примитивные правила мщения «мы или они» превращаются в нескончаемую борьбу Капулетти и Монтекки. Примитивные же законы альтруизма и сочувствия «допускают осечку», благодаря которой мы можем насладиться в шекспировской пьесе благородной финальной сценой примирения.
Наглядное исследование происхождения нравственности
Если, подобно сексуальному влечению, наше моральное чувство действительно зародилось в процессе эволюции ещё до появления религии, следует ожидать, что в ходе изучения человеческого сознания обнаружатся определённые общечеловеческие нравственные ценности, преодолевающие географические, культурные и, что очень важно, религиозные барьеры. В книге «Нравственное сознание: организация природой общечеловеческого понятия о добре и зле» гарвардский биолог Марк Хаузер
