Джули слушала вполуха и одновременно раздумывала, стоит ли открыть Терезе то, что с ней произошло? В конце концов, решила промолчать. К чему лишний раз огорчать Терезу?
Заметив, что Джули не слушает, Тереза внезапно сама перебила свою речь вопросом:
– Не хочу показаться любопытной, но как у тебя обстоят дела с капитаном?
Джули вздрогнула от неожиданности.
– Мы разговариваем. У меня такое чувство, словно нам что-то все время мешало быть полностью откровенными друг с другом. Если это правда и мы сможем преодолеть этот барьер – прекрасно. Если же нет, тогда, я думаю, самое время покончить со всем этим раз и навсегда.
– Но ты же не хочешь, чтобы все закончилось, правда? – уверенно сказала Тереза.
– Нет, – тихо признала Джули. – Не хочу. Но если по-другому не получится, я смирюсь. Хотя, пока мы не доберемся до Аризоны, будет непросто постоянно быть рядом с ним, каждый день видеть его…
– Ну посмотрим-посмотрим, – весело сказала Тереза, кивнув куда-то за спину Джули. – Вон он идет.
Дерек решительно подошел к ним, рассеяно кивнул Терезе и наклонился к Джули. Ее рука утонула в его ладони, и, все так же не проронив ни слова, он увлек ее куда-то в темноту.
Пока они шли, Дерек все время поглядывал на нее, в который уже раз восхищаясь ее редкой, изысканной красотой. Стоило ему закрыть глаза, как Джули тут же вставала перед его мысленным взором – дымчато-зеленые глаза, оттененные густыми длинными ресницами, манящие и загадочные… чувственные губы… идеально сложенное тело, тайны которого ему были так же хорошо ведомы, как и свои собственные.
Когда-то он клялся себе, что ни одна женщина не завладеет его сердцем. Телом – пожалуйста, но не сердцем. Он не мог позволить себе стать рабом любви.
Джули не стала спрашивать, куда они направляются. Она была рада уже тому, что просто идет рядом с ним.
Вдруг Дерек на миг притянул ее к себе, но затем снова отпустил, и они продолжили путь.
Выбрав удобное место, он привалился спиной к огромному валуну и сложил руки на груди.
– Ну что ж, давай поговорим, дымчатые глазки.
Несмотря на скудность света, отбрасываемого узким серпом месяца, Джули все же не могла не заметить напряженного взгляда своего собеседника. Она чуть отодвинулась – подальше от него, зная, что так легко вспыхивающие меж ними чувства могут помешать ему собраться с мыслями. Дерек набрал в грудь побольше воздуха и начал:
– На корабле у тебя был жар, – напомнил он ей о том, что случилось несколько лет назад. – В бреду ты рассказала мне все о своем прошлом. Я тоже буду с тобой искренен. Тогда ты, наверное, поймешь, почему я так отношусь к браку.
Джули молчала, считая, что ей лучше не задавать вопросов и следует просто дать ему выплеснуть то, что все это время он держал при себе.
– Давным-давно, – продолжал Дерек, уставившись в одну точку, – когда я был еще совсем мальчишкой, я решил для себя, что никогда не свяжу себя брачными узами. У меня было счастливое детство. Я был очень привязан к своим родителям. Но однажды вдруг понял, что они никогда не любили друг друга. А если и любили, то это было задолго до того, как я появился на свет. Тогда я и дал себе эту клятву. Понимаешь, родители не были счастливы вместе. Они не знали, что мы с сестрой все слышали сквозь тонкие стены. Мой отец – рыбак, домик наш был очень скромным. До нас доносились жалобы матери, их жаркие споры, из-за которых отец выходил в море гораздо чаще, чем это было действительно необходимо.
Когда я подрос, стало еще хуже. Отец почти перестал бывать дома. Наверное, я был единственным, кто понимал всю глубину его отчаяния, потому что иногда мы вместе выходили в море на его суденышке, и ром развязывал его язык. Он доверял мне то, чего мне не стоило бы слышать, а потом сам не помнил, что говорил.
Однажды он сказал мне, что только в море ему уютно, что здесь он может с радостью «встречать новый день», и лишь море дает ему настоящий покой. Когда однажды отец не вернулся, я вспомнил именно эти слова. В то утро предупреждали о возможности шторма, но отец все равно вышел в море. Позже я раздумывал, не искал ли он успокоения на морском дне. Думаю, моя мать в конце концов поняла, до чего она его довела. Наверное, именно запоздалое раскаяние и свело ее в могилу. Она умерла вскоре после отца.
Он посмотрел на Джули долгим изучающим взглядом.
– И я решил никогда не жениться, чтобы не хоронить свою жизнь в пучине страданий и отчаяния. Вот почему я просил тебя стать моей любовницей, а не женой.
Теперь настала ее очередь говорить. Но как найти нужные слова, чтобы объяснить, что она все поняла, но не изменила своего решения?
– Мне очень жаль, – наконец вымолвила Джули, ощущая, что каждым своим словом она разрушает скрепляющую их связь. – Однажды ты перестанешь думать, что все браки похожи на тот, что был у твоих родителей. Может быть, ты еще встретишь женщину и полюбишь ее так сильно, что больше ничего уже не будешь бояться.
Она очень удивилась, когда Дерек одарил ее своей неотразимой улыбкой, против, которой она никогда не могла устоять.
– Я ее уже нашел. Она передо мной. Именно это я и пытаюсь тебе сказать. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Прошла минута, прежде чем она осознала, что он сказал. Затем из ее глаз брызнули слезы, а сердце заколотилось, так, что чуть не выпрыгнуло из груди. Она протянула руки.
– Дерек… Дерек… О Боже, как я тебя люблю!
Он страстно обнял ее, покрывая поцелуями ее нежные губы, лицо, шею. Джули прильнула к нему, схватившись за его шею так крепко, словно решила больше никогда не отпускать. Как прекрасно было
