не пускался в расспросы. Он вообще предпочитал не разговаривать с пассажирами, так как не имел потребности изливать перед кем-то душу. Бретт никогда ничего (кроме удовольствия в постели) не обещал женщинам, появлявшимся в его жизни. Он не выносил общества, забыл о любви.
Поначалу Бретт даже не услышал, что Барнс что-то говорит, но тот повторил вопрос.
– Есть какие-нибудь новости о войне? – спросил он таким тоном, словно надеялся услышать отрицательный ответ.
Бретт покачал головой. Он старался не думать о войне, потому что никак не мог решить, на чью сторону встать. После того, что произошло четыре года назад в Луизиане, он был не в состоянии сочувствовать Югу. Но ведь именно Юг взрастил его, так что Бретт не мог поднять на него руку. Поэтому он решил оставаться в стороне, не вспоминая о войне, и зарабатывать себе на жизнь, катаясь из Сан-Франциско в Сент-Луис. Когда в этих местах появились первые составы с лошадиной тягой, он был одним из самых известных работников. Коди не боялся ни индейцев, ни преступников. Даже когда Юг и Запад Штатов соединил между собой телеграф, он продолжал водить дилижансы. Море уже не манило его так сильно, как прежде; зато романтика Дикого Запада проникла в самую душу.
– Хочу забрать оттуда своего мальчика и привезти домой, – донесся до Бретта голос Барнса. Тот сидел, глядя вперед невидящим взором. – Вы слышали когда-нибудь о местечке Питтсбург-Лэндинг, что в Теннесси?
Бретт отрицательно покачал головой.
– Они называют это битвой при Шилоу… Такая бойня… Мой мальчик… – Голос Барнса дрогнул. – Так вот, мой мальчик сражался на стороне генерала Гранта. Вчера я приехал в город за провизией; там меня ждала телеграмма, в которой сообщалось, что мой сынок… убит. Вот я и еду, чтобы откопать его тело, где бы он ни был похоронен, привезти домой и устроить на вечный покой рядом с его мамочкой… – Выхватив из кармана платок, Барнс высморкался и вытер глаза. – Простите. Я вовсе не хотел плакать, как женщина, но после смерти жены у меня никого не осталось, кроме него. Мы втроем приехали сюда в надежде найти золотую жилу, но Марта не смогла перенести здешнюю жару. Да и Лерой не любил ее. Говорили они, говорили, что не будет нам здесь удачи! Лерой уехал, как только началась война, а я остался… – Барнс взглянул на Бретта и, успокоившись немного, продолжил: – Не буду ничего больше рассказывать вам, скажу только, что за день до получения страшной телеграммы я нашел-таки золотую жилу толщиной в руку. – Для пущей убедительности он потряс в воздухе рукой. – Да только зачем она мне теперь… – В его голосе снова послышались слезы.
– Вам следовало сразу же заявить свое право на эту землю, а то как бы кто другой не нашел жилу, – прервал молчание Бретт.
Но Эдам только покачал головой:
– Не-ет, никто ничего не найдет. Мне бы и самому ни в жизни не набрести на жилу снова, да я карту нарисовал.
Бретт промолчал – его не интересовал Эдам Барнс, равно как и его золото. По сути, его вообще ничто не интересовало – он жил лишь одним днем.
Не замечая равнодушия Бретта, Эдам продолжал говорить. Ему все-таки удалось втянуть попутчика в разговор на тему о том, как тот относится к войне.
– А никак, – последовал ответ.
– Но вам наверняка не все равно, кто возьмет верх, – настаивал Эдам. – Откуда вы родом?
Бретт сам был удивлен тем, что вступил в беседу с этим человеком. Возможно, на него подействовали открытость и откровенность Эдама. Да и вообще тот понравился ему.
– Я из каджунов… Жил в Миссисипи… в Луизиане… – Ему не хотелось вспоминать о том периоде своей жизни.
– Да-а… Южные штаты. Думаю, если понадобится, вы встанете под флаги южан, – заметил Эдам.
– Это бессмысленная война, – пожал плечами Бретт. – Север с самого начала знал, что обложит Юг блокадой, и южанам оставалось лишь подчиниться.
– Ну, северяне быстро поняли, что сразу у них ничего не получится. Однако блокада свое дело делает – Юг начинает задыхаться.
– Зато духом южане сильнее, – уверенно сказал Бретт. – Они защищают свои дома, свою родину. Кстати, не забывайте, что фермеры-южане ездят верхом и стреляют лучше, чем городские мальчики- янки.
– Недавно я слышал, что недалек тот день, когда война докатится и до Нового Орлеана. Туда уже направлен морской флот северян, так что южанам придется нелегко.
Бретт напомнил себе: он не должен испытывать чувства вины за то, что стоит в стороне от схватки. Хотя на самом-то деле все обстояло иначе. Втайне он надеялся, что северяне дойдут до Бель-Клера и загонят семейку Синклеров в лес, как когда-то его самого с позором изгнали из этих мест.
Заметив, что собеседник нахмурился, Эдам поспешил добавить:
– Эй, не обращайте внимания на мои слова. Да и откуда мне знать? Я всего лишь старый сплетник, который принес новости, услышанные на площади в базарный день. Может, во всем этом и слова правды нет.
Но Коди уже не замечал своего спутника – воспоминания унесли его в давно прошедшие времена. Барнс, довольный уже тем, что кучер не обозлился на него, отодвинулся подальше и тоскливо уставился на дорогу, не делая больше попыток привлечь внимание неразговорчивого соседа.
Дни шли за днями. Бретт видел перед собой лишь спины лошадей да постоялые дворы, на которых дилижанс делал остановки. Единственными радостями в дороге были доброе вино да хорошая, сытная еда.
Через четыре дня после отъезда из Сан-Франциско хозяин одного из постоялых дворов предупредил Бретта, что видел вооруженных всадников:
– Их было шестеро. Мне показалось, они ищут неприятностей. Сказали, что у них мало денег, но я сразу смекнул: лучше с ними не связываться. Жена дала им все, чего они хотели. Я сказал, что возьму с них
