– Мне бы так хотелось… – прерывисто шептал Билли, – …чтобы меня похоронили недалеко от дома… Но я ни за что не соглашусь, чтобы родные считали меня предателем…
– Ты вовсе не предатель, – пытался успокоить его Бретт. – Ты сражался за то, во что верил. Так же, как и я.
Билли Боб попытался улыбнуться, но вместо улыбки лицо его исказила гримаса.
– Во что я верил, Коди? Господи, я даже не знаю… Отец против сына. Брат против брата… Какова цель этой бессмысленной войны? Зачем я умираю?
– Может, Господь скажет тебе об этом, когда ты попадешь в рай, – предположил Бретт. Он просто не представлял, что еще придумать.
– Наверняка скажет, если мое имя есть в Христовом списке Книги Жизни. Иначе мне придется иметь дело с сатаной, – прошептал Билли Боб.
– Я уверен, что Господу нашему известно твое имя, – проговорил Бретт, чувствуя, что теряет ощущение реальности, и не зная, как еще утешить умирающего. Его собственные представления о загробной жизни были весьма скудны.
Вдруг Билли Боб закашлялся, обрызгивая все вокруг кровью. Успокоившись немного, он приподнялся и, схватив Бретта за рубашку, стал из последних сил умолять друга:
– Отправляйся домой, Коди. Сразу же. Ты не должен тут быть. И я тоже… Это не наша война… Это… – Испустив последний вздох, он выпустил Бретта.
Для Билли Боба война закончилась…
Склонив голову, Бретт закрыл глаза. Но он не молился. Нет, он просто пытался хоть как-то осмыслить свое существование. Временами ему приходило в голову, что он не должен был идти на войну. Может, стоило отправиться на поиски золотоносной жилы, о которой рассказывал Эдам Барнс? Разве плохо стать богатым? Или взять да и жениться на Раби, а потом у них родится ребенок… Но Бретт понимал, что все это нереально. Еще в 58-м году он поклялся, что больше никогда не поверит женщине. До сих пор оставался верен клятве и не намерен был в дальнейшем нарушать ее.
Расстелив на земле одеяло, он завернул в него Билли Боба и привязал тело поперек седла; затем вскочил на коня и направился в Виргинию.
Стараясь не думать об умершем друге, Бретт стал размышлять о войне. Генерал Макклеллан находился в Ричмонде, в Виргинии. Следовало догнать его, прежде чем тот пойдет в атаку.
Бретт слышал, что в штате Миссисипи тоже ведутся военные действия. Билли Боб поддразнивал его, говоря, что Бретта интересуют новости оттуда и из Луизианы из-за девушки, которую он там оставил.
Бретт нахмурился.
Никакой девушки он там не оставлял.
Правда, там осталось его сердце.
– Черт, довольно! – громко выругался он, встряхивая головой, будто ему досаждали насекомые.
Но это не помогло. Словно во сне перед ним вставало прекрасное лицо Анджелы. Господи, как она хороша! Длинные шелковистые волосы цвета закатного неба над Миссисипи. Глаза, взгляд которых способен проникнуть в самые темные, самые потаенные уголки мужской души.
И никогда – ни до, ни после – не видел он такого совершенного тела. Твердые упругие груди с острыми сосками, длинные стройные ноги с тонкими лодыжками… Он помнил все до мельчайших подробностей, будто только вчера ночью эти ноги сжимали его, а его руки впивались в ее нежные бедра…
Сколько раз говорил он себе, что должен ненавидеть ее за слабость и ложь, но каждый раз признавался, что любовь к Анджеле не уходит из его сердца.
Да, несмотря ни на что, Бретт любил Анджелу Синклер и знал, что любовь его никогда не умрет.
Именно поэтому его интересовало, как идут дела в Луизиане. Он волновался, узнав, что Новый Орлеан пал и что там теперь хозяйничают янки. Бретту оставалось лишь надеяться, что с Анджелой все в порядке. Впрочем, о ней мог позаботиться ее отец, да и муж – ведь она наверняка вышла замуж за Реймонда Дюваля, и, возможно, у нее уже есть дети.
Бретт понимал, что не должен постоянно думать о ней, но не мог забыть Анджелу.
Это была плата за его глупость.
– Анджела, ты меня слышишь? – Убрав прядь волос со лба девушки, доктор Дюваль погладил ее по щекам и еще раз спросил Кезию: – Ты уверена, что она приходила в себя?
– Да, доктор, да! – взволнованно вскричала Кезия. – Я пришла утром и хотела отпустить Мисси – девочку, что присматривает за ней по ночам, а та сказала, что мисс Анджела всю ночь стонала. Тогда я подошла к ней и стала вытирать ее личико влажным полотенцем, а она как откроет глаза и давай звать своего папочку, а потом ка-ак закричит, заплачет… И снова уснула, бедняжка… Господи… – по щекам Кезии потекли слезы, – сколько же она вынесла, сколько пережила! Не хочу я говорить ей о смерти отца, не хочу!
– Можешь не делать этого, – согласился Винсон. – Я сам скажу. А теперь принеси мне таз с холодной водой и губку.
Когда Кезия выполнила приказание, доктор обмакнул губку в воду и провел ею несколько раз по лицу больной. Сначала девушка даже не шелохнулась, а затем ее голова едва заметно качнулась из стороны в сторону.
– Ты слышишь меня, Анджела? Это я, Винсон Дюваль. Я с тобой. Ты слышишь меня, дорогая?
Ресницы девушки затрепетали.
– Хвала Господу, она приходит в себя! – вскричала Кезия, всплеснув руками.
