забыть.
Генри много говорил в этот вечер – о своих делах, о тех успехах, которых он добился, о Лондоне, о дворе.
– Расскажите нам о короле, – потребовала Маргарет тоном капризного ребенка. – Он и правда красив?
– О да, – беззаботно ответил Генри. – По крайней мере, был когда-то, но и сейчас он может очаровать вас, заставить забыть о том, что очень располнел, быстро утомляется и уже далеко не молод. Он до сих пор много занимается государственными делами, а потом ночи напролет пьянствует и волочится за хорошенькими женщинами, хотя недавно он сильно болел, и жизнь во дворе была поспокойнее.
– А что думает королева, когда он отправляется к своим женщинам? – отважилась спросить Маргарет, избегая взгляда матери.
Генри улыбнулся, показав прекрасные белые зубы.
– О, она не возражает. Она же его с большинством из них и познакомила. Ей нравится быть государыней, а вовсе не женой государя.
– Она хороша собой?
– Как снежная королева, – ответил Генри – Красивая, бледная и холодная. Волосы у неё отливают золотом, а глаза острые и ледяные, как две сосульки. Никто не смеет ей перечить, даже сам король, и она правит государством как всевластная императрица.
– её семья, полагаю, тоже все время на виду? – спросил Эдуард, надеясь перевести разговор на менее скользкую тему.
– Они повсюду. Наш двор все зовут Вудвиллским, так говорят даже иностранные послы. Хотя недавно её Величество получила хороший щелчок по носу, – рассмеялся Генри. – Ко двору прибыл с визитом брат короля, лорд Ричард, и был принят как почтенный гость, а весь Лондон превозносил его за то, как он ведет войну с шотландцами. Казалось, хвалам не будет конца, и королеве пришлось стиснуть зубы и молча терпеть все это. Для неё Глостер хуже чумы, хотя, уверен, никто толком не знает, почему государыня его так ненавидит.
– Зло всегда ненавидит добро, – тихо промолвила Элеонора. – Оно ощущает в нем угрозу для себя. Генри пожал плечами.
– Может быть, и так – не знаю. Но король был очень рад видеть своего брата при дворе и проводил с лордом Ричардом очень много времени, вспоминая прежние дни и строя планы на будущее. А королева скрипела зубами и металась по своим апартаментам, как хорек по клетке, и все время посылала своих шпионов, чтобы тс разнюхали, о чем это толкуют между собой великие братья.
Молодежь вокруг рассмеялась, их родители выглядели опечаленными.
– Милорд Глостерский привез с собой большую свиту? – осведомилась Элеонора.
Генри обратил свою ослепительную улыбку к хозяйке дома.
– Я знаю, почему вы спрашиваете об этом, и сразу собирался вам сказать, что ваш внук был среди тех, кто сопровождал лорда Ричарда. Мы даже встретились однажды, вскоре после того, как они приехали в Лондон, и я хотел пригласить его как-нибудь отужинать вместе, но, к сожалению, до моего отъезда в Йорк времени на это не нашлось. Но вы будете рады услышать, что у него все в порядке и он шлет вам заверения в своем почтении и любви. Он, как я понял, очень хорошо проявил себя на войне, и милорд его высоко ценит, хотя ваш внук слишком сдержан, чтобы сделать большее, чем просто намекнут на это обстоятельство. Он показал мне также свою рану, полученную в бою; от неё останется весьма впечатляющий шрам – во все предплечье.
– Слава Богу, что он жив и здоров, – промолвила Элеонора. – Рана заживает?
– О, превосходно, уверяю вас. По-моему, ваш внук – молодой человек с живым характером, и Милорд ценит его еще и за то, что юноша может развеселить его, когда он пребывает в мрачном расположении духа, что, насколько я понимаю, случается с герцогом довольно часто. Милорд Глостерский – великий государственный муж, но он совсем не из тех, кто может по достоинству оценить веселость Вудвиллского двора.
– Он может оценить веселость, только когда она сочетается с добродетелью, – резко начала Элеонора. – Но...
– Уверен, что вы правы, – спокойно прервал её Генри. – Но пребывание при нашем дворе может оказаться весьма полезным и дать очень многое, если уметь лавировать между разными группировками. Там встречаются мужчины большой учености, мужчины большого ума, а то и просто гении, там процветает любовь к красоте, к наукам, к искусству. Королева может быть безжалостным тираном, но благодаря ей английский двор стал предметом зависти для всей Европы.
Слова Генри загнали Элеонору в угол, ибо она, естественно, хотела, чтобы английский двор считался лучшим мире, не желая, однако, признавать заслуг этой женщины из рода Вудвиллов.
Пока Элеонора боролась с собой, Генри продолжил:
– Кстати, у меня есть для вас и другие новости – на этот раз о вашем сыне.
– Моем сыне? – удивилась Элеонора.
– Ричарде? – быстро спросил Эдуард.
– Нет, нет, о вашем сыне Джоне. Это, правда, всего лишь слухи, которые могут не подтвердиться, но заслуживающие доверия люди сказали мне, что он опять собирается жениться. – Лицо Элеоноры стало суровым. – Я понимаю, что его первый брак не встретил в семье особого одобрения, но на сей раз Джон остановил свой выбор на женщине из Девоншира, вдове с весьма значительными средствами.
– её имя, сэр, вы знаете её имя?
– Боюсь, что я знаю о ней лишь то, что уже сообщил вам. И вообще, все это пока только сплетни.
– Возможно, с ней знакома моя дочь Анна, – объяснила Элеонора. – Если бы я знала имя этой особы, то могла бы написать Анне и порасспросить её. Пожалуй, я все равно напишу дочери, может быть, Джон
