доставлено в срок.
– Но ты особенно не беспокойся, – как-то шепнул ей на ухо Генри, когда они были вдвоем. – В Лондоне можно достать все что угодно, если есть золото, а у меня его полно.
– Лучше не говори об этом бабушке, – захихикала Маргарет. – Ей не понравится, что нерадивую хозяйку не будут наказывать за расточительность.
В последнюю минуту перед отъездом молодоженов Сесили забыла о своей холодной отчужденности, обняла сестру и попросила писать ей.
– Мне не терпится узнать о вашей жизни в Лондоне, и, может статься, я никогда вас больше не увижу. Обещай мне писать, Мег, обещай!
Маргарет тоже расплакалась. – Я буду писать, честное слово, буду. Прости меня, если я была несправедлива к тебе, Сесили, – я этого не хотела. Я буду так скучать по тебе. И мы обязательно еще встретимся, совсем скоро! Генри и я достаточно богаты, чтобы часто навещать вас, но и ты тоже должна приехать в Лондон и погостить у нас. Тогда ты сможешь увидеть все своими глазами.
– Не думаю, что это когда-нибудь случится, – печально ответила Сесили, – но если ты станешь мне писать, это будет почти так же замечательно.
После этого сестры обнялись снова – в последний раз, и Маргарет, её муж и их челядь пустились в долгий путь к Лондону.
Глава 24
Как-то вечером в начале мая Том сидел со своей сестрой Маргарет и её мужем Генри в их доме на Бишопсгейт-стрит за поздним ужином. Сегодня утром господин Тома, Ричард Глостерский, созвал совместное заседание обеих палат парламента и городского магистрата и привел их к присяге на верность сюзерену, королю Эдуарду, пятому по счету под этим именем, двенадцатилетнему мальчику. Тем самым был положен конец лихорадочной суете в верхах и ужасным страхам, которые терзали низы, особенно измучив лондонцев, у них прямо-таки душа уходила в пятки. Теперь народ вздохнул с облегчением, начиная надеяться, что, может быть, жизнь и вернется в свою нормальную колею после всего, что было.
– Говорят, – произнес Генри, нарушая царившую в комнате тишину, – что лорд Говард отослал домой тридцать человек из своей свиты. Это добрый знак, видимо, милорд считает, что все будет в порядке.
– По всему городу одно и то же, – отозвалась Маргарет. – Из-за всех этих аристократов, понаехавших с вооруженной охраной на коронацию, в гостиницах невозможно было найти ни одной свободной комнаты. Но этим вечером из всех ворот потянулись люди, толпами покидающие Лондон.
– Как ты думаешь, что он сделает теперь? – спросил Генри Тома. – Я имею в виду лорда- протектора.
– Сформирует Тайный Совет, – ответил Том, разбавляя в своем кубке вино водой, пока оно не приняло нежно-розовый цвет – Это очевидно. А что до того, кого он туда пригласит... Думаю, он оставит там почти всех, кто был в Совете и при покойном короле. Это – достойные, честные, здравомыслящие люди, по крайней мере большинство из них.
– За исключением одного или двух аристократов, – сухо заметил Генри. – Ротерхэму не быть больше канцлером после того, как он передал Большую печать королеве. Но он, правда, всегда был человеком государыни.
– Ох уж эта женщина! – раздраженно воскликнул Том. – Я еще не слышал всей истории о том, почему она удрала в монастырь...
– А мы еще не слышали всей твоей истории, – быстро отозвался Генри. – Подлей себе еще вина и поведай нам все с самого начала. А потом мы расскажем тебе, что происходило здесь. До сих пор не могу поверить, что мы поженились и покинули «Имение Морлэндов» всего три месяца назад!
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – кивнул Том. – Так вот, был только конец февраля, когда милорд попрощался с королем Эдуардом и мы отправились в Йоркшир. Тогда мы думали, что никто из нас не увидит теперь Лондона по меньшей мере несколько лет, если вообще когда-нибудь увидит. А сейчас король мертв. Ему же не было и сорока, так ведь?
Генри кивнул.
– Все случилось так неожиданно. Он простудился, когда ездил с друзьями на рыбалку, слег в постель и так больше и не поднялся. Никто не понимает, почему он умер. Было такое впечатление, что он просто истаял.
Они обменялись тяжелыми, многозначительными взглядами. Наконец Маргарет произнесла страшное слово вслух.
– Яд? – выдохнула она. – Не могу в это поверить, – воскликнул Генри. – В целом свете у него не было ни единого врага. Кто мог это сделать? Нет, я думаю, он просто отжил свое, вот и все. Но какая неразбериха началась после его смерти! Перед тем как испустить дух, король успел сказать, что назначает Глостера лордом-протектором, и первое, что сделала королева сразу после кончины супруга, – это изготовилась отхватить нового короля и убить Глостера. – Генри содрогнулся. – Говорю тебе, я тогда всерьез подумывал о том, чтобы на время отправить Маргарет обратно в «Имение Морлэндов», хотя мы только что прибыли оттуда. Ты не представляешь, что здесь творилось!
– А у нас в Миддлхэме не было никакой сумятицы, – ответил Том. – Но все было так ужасно! Мы не пробыли дома и месяца, как прискакал гонец с этим известием. Милорд страшно опечалился. Он действительно любил своего брата, ты же знаешь, и очень страдал от того, что тогда, в феврале, даже не подозревал, что видит Эдуарда в последний раз. Хорошо еще, что на лорда Ричарда сразу свалилось столько забот и особенно тосковать ему было некогда. Ведь он всю жизнь следовал за королем Эдуардом и верно служил ему, и я думаю, что милорд мог бы и сломаться, если бы в Лондоне не начался весь этот кошмар.
– Стало быть, он сразу узнал, что у нас тут неспокойно?
– О да! Письмо, видишь ли, было от лорда Гастингса, а не от королевы и не от Тайного Совета или каких-нибудь других официальных лиц. В послании сообщалось, что король умер, вверив страну заботам милорда. В нем также содержалась настоятельная просьба защитить юного короля и самому как можно скорее прибыть в Лондон. Я так думаю, что обо всем остальном Глостер догадался сам. Он немедленно написал королеве и членам Тайного Совета, а также новому королю в Ладлоу, а тем временем от Гастингса приходили все новые вести, одна хуже другой. И ни слова ни от кого другого, если не считать человека
