ей возможность продолжать свои путь. При этом Касси вытащила кошелек, давая этим хозяйке понять, что у нее хватит денег, чтобы заплатить за все.
Хозяйка, несмотря на свой неприветливый вид, была явно тронута этим повествованием. Она сказала Касси, чтобы та оставила свои деньги при себе, - здесь не таверна, и у нее хватит средств, чтобы накормить бедную женщину, не беря за это платы.
Касси была так слаба, что у нее не было сил разговаривать. Да и кроме того, она трепетала при мысли, что выдаст себя каким-нибудь неосторожным словом. Но, увы, лед был сломан, и противостоять любопытству хозяйки было уже немыслимо. Она засыпала Касси градом вопросов, и каждый раз, когда Касси колебалась или выказывала хоть тень смущения, женщина впивалась в нее острым взглядом своих серых глаз, еще больше усиливая растерянность несчастной беглянки.
Когда лепешки, которые пеклись на горячей золе, поспели и закончились все приготовления к завтраку, женщина тряхнула мужа за плечо и крикнула ему, чтобы он поторопился. Это супружеское приветствие разбудило спящего. Приподнявшись, он уселся на кровати, обводя все вокруг мутным взглядом. Воспаленные веки и нездоровая бледность лица указывали на то, что вчерашний хмель еще не выветрился окончательно из его головы. Женщина, - видимо, сразу угадав, что ему нужно, - поспешно принесла бутылку виски и налила изрядную порцию этого крепкого напитка во всей его неприкосновенной чистоте. С явным удовольствием опорожнив стакан, муж протянул его жене, которая, снова наполнив стакан до половины, с жадностью выпила все до дна. Затем, повернувшись к Касси и заметив, что по утрам ни на что не бываешь пригоден, пока не хлебнешь спиртного, она предложила гостье последовать ее примеру и, казалось, была немало удивлена отказом.
Муж принялся неторопливо одеваться и успел наполовину облачиться, раньше чем удосужился заметить, что в комнате находится посторонняя женщина. Удостоив ее, наконец, внимания, он поздоровался. Жена поспешно отвела его в сторону и шопотом принялась что-то с жаром ему рассказывать. Время от времени они оглядывались на Касси, и та, понимая, что речь идет о ней, испытывала непреодолимое смущение, которого по неопытности не могла скрыть.
По окончании этого семейного совета женщина предложила Касси пододвинуться к столу и позавтракать с ними.
Завтрак состоял из горячих маисовых лепешек и холодной свинины. Касси после долгого поста это показалось вкуснее всего, что ей когда-либо приходилось есть. Она ела с жадностью, которую ей трудно было скрыть, и хозяйка явно была обеспокоена быстротой, с которой все исчезало со стола.
Когда завтрак был окончен, хозяин принялся расспрашивать незнакомку. Он задал ей несколько вопросов о Ричмонде, желая узнать, встречала ли она там таких-то и таких-то лиц, которые, по его словам, проживали в этом городе.
Касси никогда не бывала в Ричмонде и знала об этом городе только понаслышке. Ответы ее, разумеется, были малоудовлетворительными. Она краснела, опустив голову, лепетала что-то невнятное, и хозяин окончательно смутил ее, объявив, что она, несомненно, вовсе не из Ричмонда, как утверждала. Он добавил, что все ее уверения будут напрасными: лицо выдает ее. Сомневаться нечего - она беглая невольница, и больше ничего.
При этих словах кровь залила ее лицо, и она почувствовала, что теряет сознание. Напрасно она пыталась разубедить его, протестовала, молила. Ее испуг, растерянность и тревога только утвердили достойных супругов в их предположении. Они, казалось, радовались своей добыче, а ее отчаяние и ужас доставляли им особое наслаждение. Они забавлялись ею, как кошка забавляется пойманной мышью.
Хозяин заявил Касси, что если она действительно свободная женщина, то у нее нет ни малейшего основания беспокоиться. Если при ней нет необходимых бумаг, ей в крайнем случае придется посидеть в тюрьме, пока не вышлют документы из Ричмонда. Вот и все.
Это было больше, чем могла вынести несчастная Касси. Откуда ей было добыть доказательства того, что она не рабыня? А если она попадет в тюрьму, ее, вне всякого сомнения, вернут полковнику Муру, и она станет жертвой его разнузданного нрава. Надо было во что бы то ни стало избежать такого исхода, и ей представлялся для этого только один путь.
Она призналась, что действительно рабыня и бежала от своего хозяина, но решительно отказалась при этом назвать его имя. Он жил, по ее словам, очень далеко отсюда, и бежала она от него не под влиянием недовольства или нежелания повиноваться, а потому, что нельзя было дольше терпеть его несправедливость и жестокость. Она готова была на все, лишь бы не оказаться снова в его руках. Если они согласны оградить ее от такого несчастья, если оставят ее жить в своем доме, она обещает верно служить им до последнего дня своей жизни.
Супруги переглянулись. Эта мысль, видимо, пришлась им по душе. Они отошли в сторону, чтобы посоветоваться между собой. Если б не страх навлечь на себя неприятности за то, что они дали приют беглой невольнице, они, не задумываясь, согласились бы на это предложение.
Касси пустила в ход все доводы, стараясь их успокоить. После короткой борьбы жадность и жажда проявить власть одержали верх, и Касси стала собственностью мистера Проктора - так звали хозяина этого дома, - и притом собственностью, добровольно признавшей его право владеть ею.
Чтобы не вызвать подозрений у соседей, было решено, что Касси выдадут за свободную цветную женщину, которую мистер Проктор взял к себе в услужение. Так как мистер Проктор имел счастье владеть искусством грамоты - редкий дар среди 'бедных белых' в Виргинии, - он выдал Касси бумаги, которые тут же сочинил и составил. Эти бумаги должны были вывести ее из затруднения, если к ней станут приставать с назойливыми вопросами. Она считала себя счастливой уже потому, что ей удалось избежать возвращения в Спринг-Медоу. Вскоре, однако, Касси поняла, что новое положение сулит ей мало радости. Мистер Проктор был 'хорошего рода'; его семья еще сравнительно недавно владела значительным состоянием и была окружена уважением. Но частое дробление при переходе в руки наследников некогда большого поместья, о котором никто по-настоящему не заботился и которое все постепенно разоряли, праздность, расточительность и неумелое хозяйничанье привели к тому, что уже отцу мистера Проктора досталось в наследство всего несколько невольников и довольно обширные земельные владения, совершенно истощенные и разоренные. После его смерти рабов продали в покрытие долгов, а землю снова поделили между многочисленными наследниками. Мистеру Проктору досталось всего несколько акров бесплодной земли.
Несмотря на недостаток средств, мистеру Проктору в юности привили те же привычки к безделью и распущенности, в которых вырастает большинство молодых джентльменов в Виргинии. Принадлежавшая ему земля, несмотря на такую степень непригодности, что ни одному из многочисленных кредиторов даже не пришло в голову оспаривать его прав на нее, все же давала ему основание числиться исконным землевладельцем и избирателем. Опираясь на эти права, он с таким же кичливым презрением и сознанием своего неизмеримого превосходства глядел на всякого человека, добывающего хлеб собственным трудом, как любой богатый аристократ в американских штатах. Он был так же надменен, так же ленив и вел такой же распущенный образ жизни, как самые богатые из его соседей, и так же, как они, он все свое время отдавал пьянству, азартным играм и болтовне о политике.
К счастью для мистера Проктора, жена его оказалась очень работящей и дельной женщиной. Она не хвасталась своим патрицианским происхождением. Когда ее супруг, как это с ним нередко случалось, пускался в разглагольствования о древности своего рода, она прерывала его замечанием, что считает себя нисколько не хуже его, хотя ее предки, сколько хватает памяти, были самые настоящие бедняки. Если бы исконной борьбе между аристократией и демократией суждено было разрешиться по образцу семьи Прокторов, то победа, вне всяких сомнений, должна была бы остаться за плебеями, ибо в то время, как муж ее развлекался пьянством и катался по окрестностям, миссис Проктор пахала, сеяла, сажала и собирала урожай. Если бы не ее энергия и деловитость, мистер Проктор со своими аристократическими замашками довел бы и себя и всю семью до такого разорения, что в конце концов, как последний нищий, был бы обречен кормиться подачками всякого рода благотворительных обществ.
Касси была для этого дома ценным приобретением. Новая хозяйка, повидимому, решила использовать ее так, как только возможно. Прошло немного времени, и бедную женщину довели непосильной работой почти до полного истощения.
Раза два, а то и три в неделю мистер Проктор возвращался домой совершенно пьяный. В такие дни он буйствовал, осыпал жену и детей бранью, а подчас и безжалостно избивал их. Касси не могла рассчитывать
