Полковник снова помолчал.
— Какую услугу, господин полковник? — осторожно спросила Виллему.
Полковник Кроне не знал, с чего начать.
— Я… понимаете, я человек одинокий… И немолодой. Женщины уже давно не балуют меня своим вниманием. Но тем не менее мне необходимо женское общество. Вы меня понимаете?
— Боюсь, не совсем.
— Я… я большой ценитель женской красоты. Мое слабое здоровье не позволяет мне теперь ухаживать за красивыми женщинами. Вы, фрекен Элистранд, обладаете редкой красотой. Я никогда не видел такой женщины. Ваш кузен в полночь покинет Копенгаген с последним судном, которое пойдет в Швецию, если вы сегодня вечером придете ко мне домой и составите мне компанию.
Щеки Виллему пылали. Она ждала, что ей предложат стать предательницей, шпионкой, но на такой исход она не рассчитывала! Она не предполагала, что полковник потребует от нее столь интимных услуг!
— Сударь, я вас умоляю! — Виллему с трудом подыскивала слова. — Я должна сохранить целомудрие до свадьбы!
Полковник нетерпеливо взмахнул рукой.
— Ваше целомудрие останется при вас. Я вас не трону.
— Тогда, я не совсем понимаю…
— Я уже сказал вам, что здоровье не позволяет мне наслаждаться благосклонностью женщин. Единственное, чего я хочу, это видеть вас. И чтобы вы оказали мне некоторые совершенно невинные услуги.
Виллему испугалась. Чувство приличия заставляло ее крикнуть «нет».
— Прежде женщины не давали мне проходу, — продолжал полковник усталым голосом. — Я был неутомимым любовником. Теперь я стар, безобразен, разгульная жизнь пошатнула мое здоровье. Однако желания до сих пор не покидают меня. Итак, фрекен Элистранд, согласны ли вы доставить мне радость сегодня вечером?
Виллему почувствовала дурноту. Ее большие испуганные глаза не отрывались от полковника.
— Уверяю вас, я не причиню вам никакого вреда, — повторил он.
«А моя честь? — думала она. — Смогу ли я уважать себя после этого? Как я буду смотреть людям в глаза? И в чем состоят эти невинные услуги?»
Она вспомнила о Доминике.
Легко представить себе, что его ждет в плену у датчан. Сколько уже лет графиня Леонора Кристина провела в заточении в Голубой Башне? Скоро тринадцать? А Доминик? Неужели и его ждет такая же судьба? Неужели ему суждено состариться за тюремными стенами в этой вражеской стране?
У нее была возможность спасти его.
За его спасение можно было уплатить любую цену.
Виллему глубоко вздохнула, пытаясь избавиться от комка, застрявшего в горле.
— Я согласна на ваши условия, — с трудом проговорила она.
3
За два часа до полуночи Виллему впустили в особняк полковника Кроне. К тому времени она успела перекусить и вымыться в доме для приезжих. Она надела нарядное платье, уложила волосы в красивую прическу и даже надушилась дорогими духами, которые получила в подарок от матери в последний день рождения.
Сердце у нее отчаянно колотилось.
Слуга молча встретил ее и проводил в покои полковника. Они вошли в комнату, обставленную скромно, по-военному, за исключением кровати. Большая великолепная кровать занимала всю середину комнаты и была скрыта тяжелым бархатным пологом.
Комнату слабо освещал один напольный канделябр.
Виллему с удивлением подняла глаза на слугу.
— Мой господин приказал, чтобы вы легли в кровать…
Виллему хотела возразить, но слуга жестом остановил ее:
— Мой господин сказал, что вам нечего бояться. Вы будете здесь одна. Я покину комнату. Мой господин сейчас войдет и увидит вас.
В груди у Виллему шевельнулся страх. Что-то тут было не так.
— Увидит меня?
— Да. Я неправильно выразился, не бойтесь, он войдет не сюда. Он будет смотреть на вас из соседней комнаты. Он хочет, чтобы вы разделись.
Виллему догадывалась, что от нее потребуется нечто подобное, тем не менее ее охватило омерзение. Ей не было присуще бесстыдство Суль.
— Но вы должны раздеваться медленно, чувственно, волнующе.
— Упаси Боже… — начала Виллему, от возмущения ее сотрясала дрожь. Она с трудом взяла себя в руки. — Хорошо, я разденусь. Но ваш господин говорил о каких-то невинных услугах. В чем они состоят?
Оказывается, даже в натопленной комнате зубы могут стучать от озноба! Виллему еще никогда не было так страшно, хотя она помнила, как однажды за ней подглядывали на сеновале. Однако здесь все было гораздо хуже.
— Эти услуги действительно самого невинного свойства. Когда все будет кончено, мой господин хотел бы получить локон ваших прекрасных волос. И ваше слово, что вы никогда никому не расскажете о том, что здесь было.
— Тут часто происходит такое?
— В последний год очень редко. Прежде случалось чаще. Но не тогда, когда мой господин был моложе.
— Я никому не скажу об этом, я тоже не хочу огласки. Но у него останется мой локон… он сможет выдать меня, если когда-нибудь ему это будет выгодно.
Слуга выпрямился.
— Об этом не может быть и речи! Мой господин — рыцарь!
— Хорошо! Я разденусь, а что я должна буду делать потом? Я смогу сразу же одеться?
— Я войду в тамбур и оттуда дам вам дальнейшие указания. Все будет очень пристойно, и ваша скромность не пострадает. Но, имейте в виду, мой господин хочет, чтобы вы проявили чувственность, однако без вульгарности.
— Понимаю. Я должна вести себя как дама, а не как уличная девка. Вы это хотите сказать?
— Совершенно верно.
Слуга ушел и оставил ее одну.
— О Господи, помоги мне! — в отчаянии прошептала Виллему. — Как я попала в такое положение? Смогу ли я после этого сохранить чувство собственного достоинства, не презирать себя? Но ведь от меня сейчас зависит судьба Доминика! От того, как я сыграю этот спектакль. Счастье, что я всегда умела хорошо притворяться!
Она глубоко вздохнула, чтобы подавить подступавшую тошноту, и откинула полог.
Кровать оказалась гораздо больше, чем она предполагала. Под пологом по обеим сторонам кровати горели еще два канделябра, на столике стояло блюдо с фруктами и графин с вином. Виллему очень хотелось подкрепиться вином, но она не смела. Изнутри балдахин был украшен изящными маленькими херувимами.
Виллему бросила быстрый взгляд на стену за кроватью.
