огорчился.
По ее глазам он прочитал, что ее пугает его внешность. Он и сам знал об этом, недавно посмотревшись в зеркало: вид у него был совершенно изможденный. В глазах больше не было жизни, не было никакого желания жить. В них была только боль, безымянная, непонятная боль.
На этот раз Анетта не говорила о военной славе.
— Там было отвратительно?
— Опустошающе мерзко! И совершенно бессмысленно!
— Мы многого добились.
— Разве? — без всякого выражения произнес он.
— И ты вернулся домой. Мы так благодарны за это Господу.
Микаел сбросил с плеч накидку.
— Я искал в бою самые опасные места, потому что хотел погибнуть. Но мысль о вас, оставшихся дома, поддерживала во мне жизнь. Мне хотелось снова увидеть вас.
— Ты не должен так говорить! Искать смерти? Это отвратительно!
— Человек может зайти так далеко, что его больше уже не волнует, отвратительно это или нет.
— Микаел…
Она замолчала, сжав руки. Мальчик побежал помогать работнику управиться с конем.
— Да, что же ты хотела сказать?
— Если хочешь, Доминик может переночевать завтра в Мёрбю.
Он пристально посмотрел на нее. Анетта готова была заплакать от смущения. Она отвернулась.
— Я подумала, что ты хочешь отдохнуть…
Немного помедлив, он ответил:
— Да, спасибо. Спасибо, Анетта!
— Мне кажется, мы могли бы поговорить без помех, — сказала она, опустив глаза.
— Да!
Осторожно положив ей руки на плечи, он притянул ее к себе.
— Микаел… Не здесь! Никто не должен видеть нас.
Что-то взорвалось в нем.
— Что из того, что нас увидят, черт побери? Слуги наверняка изумляются тому, что мы с тобой никогда…
— Микаел! Не ругайся!
— Черт меня попутал, — сказал он, повернулся и пошел.
Некоторое время Анетта стояла, как парализованная, потом пошла за ним.
— Извини, — всхлипнула она. — Прости меня! Я этого не имела в виду.
Он остановился, вздохнул.
— Это я должен извиняться. На этой гротескной войне я мечтал о том, как мы с тобой будем жить. В конце концов я стал принимать свои мечты за действительность. Это было наивно, я знаю. Я так несдержан, Анетта. Теперь я буду следить за собой.
— Мне так стыдно за себя, — с раскаянием произнесла она. — Я так ждала твоего возвращения. Я дала себе обещание попытаться понять тебя, а тут такое неудачное начало.
— Ты такая, какая ты есть, — устало произнес он, — и не можешь быть иной. Я больше не буду тебя обременять. Забудь о моих письмах, все остается по-прежнему.
Теперь она по-настоящему заплакала.
— Нет, Микаел, — сказала она, взяв его за руку, — дай мне шанс помочь тебе! Я так хочу этого! И я мало что могу сделать…
Он сжал ее плечи.
— Да, конечно, — улыбнулся он. — Мы попробуем. Завтра вечером. Мы сможем поговорить обо всем. И ты права, мне теперь нужно отдохнуть.
Тяжелыми шагами он направился в свою комнату, где когда-то спал Доминик.
Пока он снимал сапоги, вошел мальчик, предварительно постучав. Его желтые глаза сверкали ярче обычного в лучах вечернего солнца.
— Привет, Доминик. Что ты надумал? — мягко произнес Микаел.
Немного подумав, мальчик ответил:
— Пора ехать, папа.
Микаел заерзал на месте, потом протянул руку своему удивительному сыну, который подошел поближе.
— Да, Доминик. Теперь самое время ехать.
— Мы не должны опоздать.
— Нет. Теперь самое время. Откуда ты это узнал, Доминик?
— Нет, я этого не знаю. Я просто чувствую… что Вас там ждут, папа. Куда нам нужно ехать?
— В…
И тут до него дошло, что сказал сын. Во-первых, мальчик ничего не мог знать о цели поездки, во-вторых, он сказал «нам».
— Я поеду с тобой, — спокойно произнес мальчик. Микаел хотел было сказать, что его зовет мама, но, посмотрев на сына, произнес:
— Да, Доминик. Будет лучше, если ты поедешь со мной. Мы спросим маму, не поедет ли она с нами.
— Она не хочет. Но спросить можно.
— Куда это вы собираетесь уезжать? — спросила подошедшая к дверям Анетта.
Доминик, которого обнимал Микаел повернулся к ней и сказал:
— Домой.
— Домой? — дрогнувшим голосом произнесла она. — Но вы же дома!
— Да, но папе нужно домой. Это спешно!
— В Норвегию, Анетта, — пояснил Микаел. — Доминик знает, о чем говорит. Ты поедешь с нами?
— Вы что, с ума сошли? — воскликнула она. — Микаел, ты не имеешь права увозить от меня мальчика! Я запрещаю вам…
— Мама, — перебил ее Доминик, — я знаю, что так нужно. И мы скоро вернемся. Поедем с нами, мама!
Посмотрев в глаза сыну, которого она обожала, Анетта вдруг поняла, что ничем не сможет удержать их здесь.
— Поговорим об этом потом, — сказала она. — Пошли, Доминик, папе нужно выспаться.
На следующий день мальчика отправили в Мёрбю. Это произошло без всяких протестов с его стороны. Более того, ему очень хотелось переночевать у своего старшего товарища.
Анетта пораньше отпустила слуг, что вызвало у Микаела вздох облегчения. Если из дома выпроваживать других людей всякий раз, когда им «нужно поговорить», то вряд ли в будущем их ждет неустроенность в семейной жизни..
Но об этом они как раз и собирались говорить вечером.
Он был нервозным и возбужденным, он сам это видел. Анетта же, напротив, была сдержанна и придирчива. Он пытался разгадать ее желания, но это оказалось нелегко.
Ведь с ним самим тоже не легко было иметь дело.
Впрочем, он очень хорошо знал, чего она хочет: чтобы он сидел в своей комнате, давая
