никакого внимания на их яростные укусы, он просто не замечал этого.
И снова зазвучал голос Люцифера:
«Тан-гиля следует подпустить к кувшину, дать ему возможность разбить корку. Но сначала его нужно лишить силы, и ты теперь знаешь, как это можно сделать, Натаниель. Иначе Шира не сумеет вовремя выполнить свою задачу, он опередит ее».
Натаниель застонал от бессилия.
«Но я не справлюсь с этим своими силами! Я так ослаб!»
«Тебе не следовало допытываться, в чем состоит изъян Тан-гиля. У нас есть только ты, Натаниель. Ты — единственный, кто пригоден для этой цели, и пусть тебе помогут мысли Эллен. Я верю в тебя, мой потомок!»
Тенгель выпустил в сторону Натаниеля еще одно ядовитое облако, но тот этого даже не заметил, да оно, кстати, и не достигло его. Похоже было, что адским псам это ядовитое облако не доставляло никакого беспокойства.
А Натаниель продолжал в отчаянии размышлять. «Чего же они от меня хотят? Теперь я понимаю, что Руне был прав, да и Люцифер тоже. Я не должен был этого знать, потому что теперь мне в тысячу раз труднее выполнить мою задачу. Зря я предпринял свои поиски. Этого нельзя было делать!
О, Эллен, помоги мне, помоги мне, Эллен! Я не знаю, как мне подойти к выполнению этой немыслимой задачи, совершенно гротескной задачи!»
Но никто ему не отвечал. До этого Эллен удалось пару раз связаться с ним, но теперь она, очевидно, не заметила его сигналов. Или, возможно, он был слишком взволнован, чтобы посылать ей достаточно интенсивные сигналы?
На небе не светилось ни одной звезды, ночь была безлунной. Казалось, небо специально закрылось пеленой облаков, чтобы спрятать свои звезды и свою луну оттого, что происходило на холодном горном склоне.
Тенгель Злой осыпал его проклятиями, желал ему смерти и всяческой погибели. Но Натаниель его не слышал.
— Нет, — жалобно произнес он, — Нет, нет, нет! Я не могу, не хочу!
Но мировое пространство, так много требующее от него, не внимало его словам.
14
Коротка майская ночь. Натаниель заметил, что гротескная фигура, маячившая перед ним в темноте, стала видна яснее. И это очень устраивало его. У него не было никакой охоты сражаться с этим призраком во тьме. Это и при свете-то было опасно.
У Натаниеля уже созрел план относительно участия в деле Ширы и освобождения Тенгеля Злого. Ведь сложившаяся ситуация была тупиковой.
Но теперь мысли его циркулировали между Хейке, Бенедиктой, Тувой и Руне, снова уводя его в прошлое — к вопросу о пресловутом изъяне Тан-гиля.
Этот изъян был теперь налицо. «Конечно, так оно и есть», — с горечью думал Натаниель. Именно по этой причине он и стал Избранным. Теперь он понимал, что Марко никогда не смог бы победить Тан-гиля. И к тому же, — с оттенком самоиронии подумал он, — к тому же ясно, что многое из того, что здесь сделано, не по силам Марко».
«Может ли быть такое, что я сильнее Марко?
В некотором отношении, да. Но заносчивым быть я не должен. Хотя, с другой стороны, мне будет полезно избавиться от своих комплексов…»
И с глубоким вздохом подавленности он предпринял попытку ослабить Тенгеля Злого, сломить его сопротивление.
Чтобы эта попытка удалась, ему следовало сломить сопротивление не врага, а… самого себя! Он не мог себе даже представить, как это сделать.
Он был того же мнения, что и Люцифер: у Ширы не будет возможности окропить ясной водой кувшин до того, как Тенгель Злой напьется из него.
Позволив своему злобному предку открыть кувшин, Натаниель, возможно, мог бы оттолкнуть его, чтобы тот не смог напиться. Но тогда капли черной воды могут попасть на землю, а это означало бы природную катастрофу, поэтому такой вариант отпадал.
— Тан-гиль, — устало сказал он, — Ты помнишь юрту в восточно-азиатских степях?
Тот некоторое время молчал, потом сказал хриплым голосом:
— Я помню множество юрт.
— Я имею в виду вполне определенную юрту. Ту, в которой ты жил, и убил свою мать.
Тот закричал так, что Натаниель чуть было не оглох:
— Заткнись, ты, хилый бастард! Что ты понимаешь в этом!
— Я знаю об этом не так уж и мало.
Тенгель попытался оторвать от плиты ноги, но у него ничего не получилось. Он осыпал Натаниеля угрозами и проклятиями, но Избранный никак не реагировал на это.
Натаниелю ясно было одно: если ему удастся сейчас сломить сопротивление Тенгеля Злого, он должен ослабить его ровно настолько, чтобы тот смог открыть кувшин с водой зла. В противном случае никто на земле не сможет это сделать, и кувшин так и останется лежать в ручье, распространяя вокруг себя гибель и разрушение, подобно тому, как это происходит с отходами современного химического производства.
— В ту ночь, когда ты был зачат, в колдовском зелье кое-чего не хватало, — сказал Натаниель.
— Всего там хватало! — рявкнул Тенгель так, что эхо отдалось на леднике.
— Нет, не хватало, — упорствовал Натаниель, — Не хватало того же самого, что отсутствовало в колдовском зелье в ту ночь, когда ты родился.
— Заткнись, дерьмо!
— Там не хватало мандрагоры, тебе это известно?
— Не нужна мне никакая мандрагора! — завопил Тан-гиль, стараясь заглушить своим криком страшные слова Натаниеля. — Ты обещал мне кувшин!
— Ты получишь свой кувшин. Но сначала мне нужно кое-что выяснить. Теперь я знаю, чего не хватает в твоем характере. Знаю, почему ты убил свою мать.
Тенгель бился, как безумный, в зубах адских псов; острые зубы впивались ему в руки, но он не обращал на это внимания — он испытывал перед Натаниелем дикий, потусторонний страх.
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — кричал он без перерыва. — Я не желаю слушать, не желаю слушать, не желаю слушать тебя! Отпустите мои руки, дьяволы! Я хочу закрыть руками уши!
Натаниелю, разумеется, не было теперь дела до его слов, он пребывал в таком умственном напряжении, что даже не чувствовал боли в своем израненном теле. Заметив краем глаза, что небо покрылось снеговыми тучами, он рассеянно подумал: «Только этого не хватало! Ведь теперь уже конец мая, Господи, ты мог бы подождать и до осени!» Но Всевышний был, очевидно, занят подсчетом своих церковных Почитателей.
Натаниель поднялся. Стало уже почти светло, так что он теперь ясно различал черты лица непрерывно орущего Тан-гиля — если только можно говорить о лице применительно к нему. Старикашка был вне себя и кричал, как помешанный: «Отдай мне кувшин!» — так что у Натаниеля звенело в ушах.
Сначала Натаниелю тоже пришлось кричать, чтобы его голос был слышен, и он выложил старикашке все, что было ему известно, сообщив при этом, что сам находился тогда в юрте и видел все собственными глазами. Он сообщил также, что об этом давно было уже известно другим.
Сначала они старались перекричать друг друга, но постепенно перешли почти на
