Однако, выехав из города, она остановилась.
Ребенок!
Что делать? Никто не поверит, что его отец Тур Эгиль, они успели сказать друг другу лишь пару слов, да и то в присутствии посторонних.
Она попала в прежний замкнутый круг.
Дан?
Нет, о нем надо забыть. Он на днях женится, она все равно не успеет добраться до Стокгольма до его свадьбы.
Тем более, ей и не хотелось вторгаться в его жизнь.
Однако возвратиться домой она тоже не могла. Пока не могла — у отца с матерью и так хватало забот.
Кого, кроме самого покойного жениха, знали ее родители? Семью Тура Эгиля они во всяком случае не знали, это точно, а его полк неизменно стоял далеко от Гростенсхольма. Эфросиния и ее родители не захотят иметь дела с Ингрид и ее близкими, это тоже точно.
Значит, слухи о смерти Тура Эгиля не дойдут до Гростенсхольма?
Или все-таки дойдут?
Ингрид перебрала все возможности и пришла к мысли, что ей следует написать письмо его родителям, этого требовала элементарная вежливость. Из этого письма они должны понять, что она тяжело переживает смерть жениха и не в силах в дальнейшем поддерживать с ними отношения. Ей хочется поскорее все забыть, и ее родителям тоже. После такого письма всякое общение между ее родителями и родителями Тура Эгиля будет исключено.
Ингрид повернула лошадь и поехала на юг. В Кристиансанд, где собиралась поселиться со своим женихом. Оттуда она напишет родителям, что ей замечательно живется с Туром Эгилем. А когда этот несчастный ребенок наконец родится, она отдаст его на воспитание в какую-нибудь богатую бездетную семью, потому что оставлять его у себя она не намерена!
После этого она сообщит родителям о скоропостижной смерти Тура Эгиля и о том, что она возвращается в Гростенсхольм.
Таким образом все уладится, и никто в их роду не будет знать о ребенке. В том числе и Дан. Главное, чтобы не узнал Дан!
Довольная собой, Ингрид ехала на юг.
Но душа ее не находила покоя.
Ей следовало быть сейчас дома, с родителями, заботиться о них и взять на себя целиком все хозяйство. Сколько бы отец ни уверял ее, что они сильны и здоровы и что простуда матери скоро пройдет, Ингрид было страшно за них.
Она не могла потерять родителей. Она любила их больше всех на свете. И готова была совершить ради них что угодно. Разве не ради них она придумала этот ход? Может быть, и нелепый, но вполне в ее духе.
Ее обожаемые родители не должны переживать и тревожиться за нее!
9
Дан попал в Гамельн только в ноябре. Тогда они с Маделейн были женаты уже несколько месяцев. Ребенка пока не предвиделось. Ну что ж, будет позже, думал Дан. Хотя у всех представителей их рода было по малу детей, один-то ребенок был обязательно. Дан не беспокоился. Он же ничего не знал о судьбе Ингрид.
Ему было хорошо с Маделейн. Ни о какой страстной любви между ними речи не шло. Но Маделейн была добрая, покладистая, всегда имела в запасе шутку, и Дан был уверен, что со временем между ними сложатся добрые, сердечные отношения, близкие к любви. Многие из таких браков по расчету оказывались прочными… до тех пор, пока кто-нибудь из супругов не влюблялся. Дан знал, что супруги в таких браках часто заводят любовниц или любовников. Сам он не собирался так поступать. Обжегся на Ингрид. Разумеется, он ничего не рассказал Маделейн о безумной ночи в Долине Людей Льда, не хотел понапрасну причинять ей боль. Он не винил ни себя, ни Ингрид в том, что случилось. Их вина заключалась лишь в том, что они выпили это проклятое зелье. Кто знал, что оно окажется таким роковым?
Он въехал в Гамельн пасмурным осенним днем.
В этот город когда-то пришел крысолов, думал он, бродя по городу и разглядывая узкие, высокие дома с затейливым орнаментом над каждым входом и ящиками для цветов — теперь пустыми — перед окнами с частыми свинцовыми переплетами.
Гамельнский крысолов… Страшное предание, самое страшное из всех известных. Как это было? Город одолели крысы. И жители позвали странного крысолова с флейтой. Или он сам пришел в Гамельн? Словно знал все заранее? Он заиграл на флейте, и все крысы вместе с ним покинули город. Но потом жители отказались уплатить крысолову обещанное. И тогда он снова заиграл на флейте и увел за собой из Гамельна всех детей, скрывшись вместе с ними в горе.
Это страшное предание, по-видимому, отражало действительные события. Называют даже год, когда это произошло, — 1284.
Дан попытался отбросить мысли о предании и сосредоточиться на том, что привело его в Гамельн. Он знал, что перед ним нелегкая задача. Кого он должен расспрашивать? И о чем? Старая крестьянка в Южном Трёнделаге слышала, будто последний раз Тенгеля Злого видели в Гамельне в Германии. А уж раз она слышала об этом, значит, и здесь наверняка кто-то слышал о Тенгеле. Все зависит от того, сколько лет прошло с тех пор. Старая крестьянка рассказала ему то, что передавалось устно из поколения в поколение, от родителей к детям, но здесь, в городе, об этом могли уже давно забыть.
Единственная надежда — найти собирателя сказок. Или человека, который изучает историю города.
Но прежде всего Дан решил поесть.
В трактире, куда он зашел, кормили на славу. Пища была тяжеловатая и слишком жирная, как часто бывает у немцев, но порции подавались большие, и одно блюдо было вкуснее другого.
Хозяин трактира как свои пять пальцев знал свой город и его жителей. Да, у них есть свой краевед. Предания? Этот человек знает все предания, какие когда-либо рассказывались о Гамельне. Он живет в доме крысолова и был когда-то близким другом бургомистра, но теперь он стар и удалился от дел. Однако, несмотря на старость, сохранил ясную голову и хорошую память.
Дан поблагодарил хозяина трактира за помощь и после обеда направился к дому крысолова, найти который оказалось очень просто.
Старик занимал две комнаты в верхнем этаже этого красивого дома, в котором кипела жизнь. Дану показали крутую лестницу, ведущую наверх.
Господин Браун, так звали старика, дружески встретил его. Узнав, какое дело привело Дана к нему, он просиял от удовольствия. Он всегда радовался случаю рассказать историю Гамельна и потому заботливо усадил Дана.
Пока хозяин доставал из углового шкафчика две маленькие рюмки, Дан огляделся. На старике была битая молью шуба и перчатки с обрезанными пальцами, потому что в комнатах было сыро и холодно. Похоже, камином здесь давно не пользовались, да и никаких дров возле него не было. Комната была полутемная и пыльная, окна с частыми переплетами почти не пропускали дневного света, на столе горела сальная свеча. Стены были уставлены полками со старинными книгами, у стола стояло кресло старика, на кресле лежал теплый плед.
При виде этой бедности у Дана сжалось сердце.
Вино как будто развязало старику язык. Дан терпеливо слушал истории о прошлом Гамельна, о торговле, о закате города, о воинах, королях и кайзерах, сыгравших свою роль в
