перемещаясь во времени и пространстве, на ее глазах одно поколение людей приходило на смену другому, погибали и зарождались народы. Она то опускалась глубоко в недра земли, то парила в небесном пространстве, то погружалась в прохладную морскую пучину, то попадала в самое чрево горы и, неуязвимая, ощущала жар огнедышащей лавы.
Она видела много страшного, скрытого от людей. И вдруг…
Вдруг она снова вернулась в Гростенсхольм. А точнее, в Линде-аллее, в старую ее часть. Она миновала комнаты, поднялась по лестнице и оказалась в маленькой светелке на чердаке, где когда-то лежал господин Юхан, которого лечила Суль. Ингрид стояла посреди комнаты и смотрела, как на стене возле шкафа начали медленно проступать очертания корня. Корень скользнул в сторону шкафа и остановился прямо перед ним. Потом скользнул внутрь шкафа и исчез.
Ингрид вздрогнула и открыла глаза. Корень мандрагоры по-прежнему лежал у нее на груди, он был горячий, как огонь, то ли от ее рук, прижимавших его к груди, то ли по какой-то другой причине.
Сперва она продолжала лежать неподвижно, глядя в потолок. В комнате слышалось лишь ровное дыхание спящего Даниэля. Ингрид села, спрятала корень под подушку и стала одеваться. Она оделась потеплее, потому что на дворе было холодно. Зайдя в спальню родителей, Ингрид разбудила отца. Ей нужен был свидетель.
— Батюшка, — прошептала она. — Не можете ли вы сейчас пойти со мной в Линде- аллее? Мне кажется… Мне кажется, что мне было откровение.
— Что ты говоришь, дитя мое? — Берит села в постели.
— То, что вы слышали: кажется, мне было откровение. Матушка, пожалуйста, побудьте пока с Даниэлем. Он может проснуться и испугается, если не найдет меня рядом.
— Не беспокойся, я побуду с ним. — Берит была счастлива, что может помочь Ингрид. — Я не буду брать его на руки, — пообещала она.
Ингрид с грустной улыбкой обняла мать. Альв уже оделся, и они вместе тихо вышли из дома.
Когда они отошли достаточно далеко, Альв попросил Ингрид объяснить, что случилось.
— Даже не знаю, как это объяснить, батюшка. Но мне вдруг показалось, что мы можем найти выход из нашего трудного положения.
Альв помолчал.
— Но ведь в Линде-аллее живет управляющий и его семья.
— Нам нужно пройти в старую часть. Она принадлежит нам.
— Это верно, там сохранилось все так, как было при Силье.
Молча они нашли ключ и отперли дверь. Их встретил запах можжевельника и нежилого помещения. Альву пришлось наклониться — притолока была очень низкая.
При свете фонаря Ингрид разглядела четыре детских портрета, написанных когда-то Силье. Суль улыбалась, она всегда улыбалась.
— Идем, нам надо подняться наверх, — шепнула Ингрид отцу.
В маленькой светелке с косым потолком она сразу подошла к шкафу и открыла его. Дверцы заскрипели. В шкафу стояли деревянные миски и берестяная бутыль. Больше там ничего не было.
Альв молчал, с удивлением и недоверием наблюдая за дочерью. Он знал, что Ингрид обладает сверхъестественными способностями, но сейчас они, видимо, ввели ее в заблуждение.
Ингрид и Альв осмотрели все полки в шкафу.
— Нет, — задумчиво сказала Ингрид, — думаю, надо искать не в самом шкафу…
Шкаф не имел задней стенки и был прибит к стене, сложенной из ровных обтесанных бревен. Ингрид посветила фонарем на стену возле шкафа.
На стене проступили очертания корня мандрагоры, корень скользнул к шкафу и скрылся в нем.
Ингрид прикоснулась рукой к стене внутри шкафа. Нащупала какую-то неровность.
— Здесь тайник, — сказала она.
— Позволь-ка мне! — Альв встал на место Ингрид и вытащил обрубок бревна во всю ширину шкафа.
В стене и вправду оказался тайник. В нем лежал длинный кожаный мешок. С замирающим сердцем Альв вытянул его из тайника.
Мешок был очень старый на вид.
— Подожди, — сказала Ингрид. — Тут какой-то свиток.
Альв нехотя оторвал глаза от мешка, в котором что-то многообещающе позвякивало.
Теперь их внимание было поглощено свернутым в трубку пергаментом.
— Только осторожней, — предупредил Альв. — Он может рассыпаться, смотри, какой он хрупкий!
— Это письмо! — Ингрид была взволнована. — Какой красивый почерк, но сколько ошибок!
— Это не ошибки, так писали в старину. — Альв и сам дрожал от волнения. — Силье! Видишь, внизу написано «Силье»?
— Верно. Но я ничего не понимаю, как она странно пишет…
— Дай мне! — Но и Альв тоже долго вглядывался в старинный почерк, прежде чем наконец разобрал письмо Силье.
— Она пишет своим детям. Деньги, которые хранятся в мешке, предназначены им на черный день. Силье отложила их из того, что она зарабатывала расписыванием обоев или получала в подарок от любимого мужа, которому их платили за исцеление больных, — сказал Альв. — Если помнишь, Силье умерла, не зная, что смерть уже поджидает ее.
— Да, Тенгель отравил ее и отравился сам, — грустно сказала Ингрид. — Она не успела никому сказать о своем тайнике. Бедняжка! Давай посмотрим, что там в мешке…
Альв молча перевернул мешок над старой овчиной, лежавшей на кровати. Из мешка, весело звеня, посыпались монеты, и глаза у Ингрид стали круглыми от удивления. Последняя монетка застряла в складках мешка, но Альв вытряс и ее. Онемев, они смотрели на богатство, рассыпанное на овчине. Монет была целая куча.
— Какие старые! — ослабевшим голосом сказала Ингрид. — Думаешь, они чего-нибудь стоят?
— А как же! — Альв тоже ослабел от волнения. — Разве ты не видишь, что они золотые? Золото не падает в цене! — Он взял в руку несколько монет. — В прошлом году я был по случаю в Кристиании и там при мне знающие люди беседовали о старинных монетах. Поэтому я знаю, сколько они стоят.
— Они помогут покрыть хотя бы часть нашего долга?
— Даже вот этих монет, что лежат у меня в горсти, хватит с избытком, чтобы расплатиться со всеми долгами. Подожди, мне надо сесть!
— Батюшка, на вас лица нет! — Ингрид не на шутку встревожилась за отца.
— Это от неожиданности, только от неожиданности.
— Значит… значит… мы разбогатели? — осторожно спросила Ингрид.
— Прежде всего мы должны поделиться со всеми наследниками Силье.
— Непременно! Они тоже еле сводят концы с концами. Как приятно будет их порадовать.
— Ты всегда думаешь о себе в последнюю очередь! — По лицу Альва скользнула усталая улыбка.
