результат заранее был обречен на неудачу.
Определенно, это был Адриан Брандт! Безусловно, он, хотя Анне-Марии вначале непросто было его узнать. Шесть лет возвышенных романтических мечтаний могут абсолютно исказить первоначальный образ. Но сейчас здесь был он — настоящий, всамделишный и на шесть лет старше, чем в прошлый раз.
Разумеется, он все еще был молод. Но она не смогла узнать его сразу.
Пепельно-светлые волосы, печальные глаза, голубые, как летнее небо. Лицо, довольно заурядное, но все равно привлекательное — благодаря глазам и вызывающему симпатию выражению цельности — все было, как раньше, но что-то изменилось.
Когда он ее увидел, озабоченные морщины разгладились, и он стал больше похож на благородного веселого рыцаря из ее ранней юности. Он встал.
Теперь Анна-Мария понимала, с каким напряжением ждала этой встречи. А то, что она ошиблась дверью и невольно услышала, насколько ей были здесь не рады, заставляло ее нервничать еще больше. Но Адриан Брандт выглядел по-настоящему приветливым, и это ее успокаивало. Приветливым — и удивленным?
Он подошел к ней, протягивая руку. Анна-Мария пожала ее. Рука была горячая и твердая. Она присела в реверансе. На большее не отважилась.
— Так вот она какая, племянница Биргитты, — сказал он. — Маленькая Анна-Мария, да ведь мы уже встречались, не так ли? Добро пожаловать! Вы моложе, чем я ожидал, но все будет прекрасно, у вас великолепные оценки на экзаменах и отзывы. Да, а я тот самый Адриан Брандт, которого вы, наверное, помните, и именно я возглавляю это небольшое предприятие — в свободное время.
Так он назвал целую шахту! Хотя было очевидно, что он делает эту работу легко.
Но его смех, с которым он произнес эти слова, немного застенчивый, немного гордый, был совершенно обезоруживающим. А потом он продолжал, почти на одном дыхании:
— Я бываю здесь наездами, чтобы убедиться, что работа идет нормально, и именно сейчас собираюсь назад в город. Я ждал только вас, чтобы сказать: «Добро пожаловать!» Вами займется мой конторщик. Нильссон! — прокричал он в соседнюю комнату.
Анна-Мария занервничала. Неужели сейчас появится тот, кто не хотел никакой «мамзели»? Тот, кого зовут Коль или что-то в этом роде?..
— Господин директор, вызывали? — произнес угодливый голос, и вошел мужчина, похожий на херувима-переростка, в черной одежде конторщика и белых длинных нарукавниках. «Нет, — подумала она. — Это не он».
Он попытался расчесать и прилизать свои ангельские кудри на прямой пробор. Но не слишком преуспел в этом, кудри все равно непокорно топорщились. Вероятно, он пытался подражать модной прическе Адриана Брандта — когда короткие локоны взбивались на висках. Но кудри Нильссона хотели чего-то иного, и результат получился комичный. У обоих мужчин были высокие белые стоячие воротники — в народе их называли «отцеубийцами». Жутко неудобная вещь, по мнению Анны-Марии.
— Нильссон, — быстро, немного задыхаясь, произнес Адриан Брандт. — Поможете Анне- Марии Ульсдаттер устроиться, ладно? Мне надо спешить.
Нильссон поклонился и подобострастно выгнулся, так что его тесный жилет затрещал по швам. Он торопливо стряхнул с себя какие-то крошки.
— Конечно, господин директор, конечно! Господин директор может на меня положиться! Адриан Брандт попрощался с ней.
— Нильссон обо всем позаботится, если понадобится помощь, попросите его! Я вернусь в конце недели, на этот раз с семьей. С матерью и двумя сестрами. Им иногда нравится подышать деревенским воздухом.
И он заторопился к выходу.
Да, она чувствовала, что от нее как будто поспешили отделаться. Ей казалось, что он мог бы встретить ее и получше. Было очевидно, что она тогда, шесть лет тому назад, не произвела на него особого впечатления — во всяком случае, не такое ошеломляющее, как он, перевернувший ее бедную детскую душу.
— У директора Брандта много дел, — улыбнулся Нильссон так широко, как только мог. — Разумеется, большинство дел он оставляет на меня.
Он быстро оглядел ее, и кончик языка молниеносно облизал по-детски пухлые губы.
— Мне бы очень хотелось поскорее увидеть мою комнату, — сказала она как можно дружелюбнее. — И еще я хотела бы узнать, где будет школа.
— Конечно! Конечно! Пойдемте! Он взял со стола связку ключей и загремел ими с важным видом.
— Неужели вы, и правда, можете учить? — спросил он своим масляным голосом. — Барышня, вы сами выглядите не старше школьницы.
Анна-Мария предположила, что ему лет 35—40. Перезрелый церковный ангелочек, тешащий себя пирожными и прочей нездоровой пищей. Интересно, как это ему удается — на скромное жалованье конторщика. «Вполне безобиден», — подумалось ей тогда.
Позднее она станет думать иначе.
Они вышли через дверь, он нес ее саквояж — этого она не ожидала — и, пока закрывал дверь, коротко рассказала ему о своем образовании. Они завернули за угол.
— А где я буду жить?
— У Клары Андерстдаттер. Третий дом отсюда. Ей позволили остаться жить в Иттерхедене, потому что она стирает одежду парням и моет полы. Но ее муж, который работал здесь, удрал от нее с женой Клампена, так что, по правде говоря, она не имеет права занимать дом. Поскольку у нее нет мужа, который работал бы на шахте. А Клампену, когда сбежала жена, пришлось вернуться в бараки. Но давайте сначала посмотрим класс, раз уж мы все равно здесь.
Анна-Мария пришла в некоторое замешательство — было похоже, что он имел в виду пустой склад, куда она по ошибке забрела раньше. По дороге Нильссон болтал без умолку:
— Барышня должна остерегаться здешних мужиков. У них не такие манеры, как у нас. Неотесанные плебеи!
— Я буду осторожна.
— Мы ведь ждали кого-нибудь постарше. Внезапно она спросила:
— Может быть, не всем вообще нравится, что здесь будет учительница? Может быть, они предпочли бы учителя?
— Да нет, это только Коль, этот грубиян, все-то он выпендривается. Не беспокойтесь.
— Коль?
— Да, горный мастер. Именно он настоял, чтобы у здешних детей была школа. Бисер перед свиньями, если позволите сказать, что я думаю.
Он открыл дверь в то же пустое, отвратительное, гулкое помещение, в котором она уже побывала.
— Да, вот и наша классная комната. Коль обещал, что к среде здесь будут скамейки и кафедра. Тогда барышня сможет начать уроки.
Она подавленно осмотрелась. Здесь никогда не будет уютно, а это, по ее мнению, было для школы невероятно важно. Все казалось ветхим, заброшенным, а главное — здесь было холодно.
— А как здесь будет зимой? — смиренно поинтересовалась она. — Здесь есть отопление?
