Поэтому она ответила так же завуалировано:
— Ты нужен мне, Коль. Я очень хочу быть с тобой, и ты, конечно, понял это уже давно. Его голос был довольно нечетким.
— Правда? Ты серьезно так думаешь?
— Да уж, куда серьезнее. Особенно сейчас. Коль помолчал секунду. Потом сказал:
— Если мы выберемся отсюда, я буду заботиться о тебе. Всю жизнь.
— Я очень рада, Коль.
Он услышал, каким напряженным голосом она это произнесла.
— Анна-Мария?
Она не ответила. Ее щека тяжело покоилась в его ладони.
— Анна-Мария! Ответь! Ни звука.
— О, господи! — прошептал Коль. — О, Боже, которому я молился в католическом доме моего детства… Оставь ее в живых! Она такая молодая и такая доверчивая. Такая одинокая, она так зависит от меня. И она хочет, чтобы я был с ней! Оставь ее в живых, господи! Обещаю, что я никогда, никогда не предам ее. Ее невероятное доверие. Я буду следить за собой, смирю свой нрав. Если бы Ты только оставил ее в живых!
Он в отчаянии крикнул тем, кто был по другую сторону завал:
— Вы еще не закончили там, ребята?
— Очень трудно, — ответили ему.
Коль готов был отдать все, что угодно, чтобы откопать Анну-Марию. Но если бы он стал делать это сейчас, тем троим, кто был внутри, пришел бы конец — настолько жалкой была опора, которая обеспечивала им проход. Он был вынужден ждать. Он мог лишь делать беспомощные попытки поддерживать отверстие открытым, чтобы отец Эгона мог дышать там внизу, под всем этим адом из щебня, камней, земли и остатков подпорок. Никто не знал, жив ли еще этот человек.
Еще никогда время ожидания не было столь ужасно, а отчаяние — столь велико.
Но вдруг Коль Симон обнаружил, что не может видеть четко, ему приходилось нетерпеливо вытирать глаза. Подобного он не испытывал с тех пор, как повзрослел. Даже когда он вышел из тюрьмы и узнал, что мать его умерла. Что ей не придется узнать о его борьбе за возвращение к достойному человека существованию.
Он подался вперед. Анна-Мария что-то прошептала!
— Гийом, — сказала она и улыбнулась лукаво. Он не знал, смеяться ему или плакать.
— Я думал, что уже потерял тебя, — сказал он хрипло.
— Было немного больно, — мягко улыбнулась она.
— Да уж, нельзя сказать, что ты преувеличиваешь. Тебе, наверное, ужасно больно, неужели ты думаешь, что я этого не понимаю?
Она поскребла рукой, чтобы отец Эгона мог дышать.
Коль был взволнован.
— И ты смогла выговорить мое имя! Ты можешь все!
— Хочешь, чтобы я звала тебя Гийом?
— Нет, я вполне удовлетворен, если ты будешь звать меня Колем. Кстати, Гийом — всего лишь французская форма имени Вильям. Или Вильхельм, если угодно.
— Привет, Вилли, — устало улыбнулась Анна-Мария.
Коль засмеялся, несмотря на все свое отчаяние. И вдруг застыл.
— Слушай! Кто-то идет!
Голоса в проходе приближались. Свет…
Это были двое рабочих, которых послал ленсман. Они перелезли через завал с внешней стороны. И у них были с собой настоящие шахтерские инструменты.
— Мы думали, что мир забыл про нас, — крикнул Коль.
— Если бы он послушался хозяина, то непременно бы забыл. Хозяин не больно-то хотел, чтобы вы выбирались. Как вы тут?
Коль сделал движение головой.
— Смените тех, внутри! Но будьте осторожны, черт побери! Здесь все может в любой момент рухнуть. И поторопитесь, эти двое долго не продержатся!
Мужчины видели только голову и плечи Анны-Марии под огромными подпорками.
— Двое?
— Да, отец Сюне лежит внизу. Девочка поддерживает его в живых. Мы надеемся. Побыстрее!
В его голосе прозвучали нотки отчаяния. Они поползли внутрь, и все стало тихо.
— Глубины земли, — сказала Анна-Мария.
— Что ты сказала?
— Ничего. Потом объясню.
— Нет, скажи, что ты имела в виду!
— Мы сейчас глубоко под поверхностью земли, правда?
— Да.
— Эти слова как будто преследуют меня, — пробормотала она.
— Как это?
— Много всего… Отец и мать. Чувства, стремления, потоки… Здесь. В шахте. И что-то, что пугает меня больше, чем все остальное.
— Анна-Мария, я не понимаю, о чем ты? Ее голос напрягся от боли.
— Нет, я слишком устала. Голова идет кругом.
— Конечно, прости меня! Поговорим об этом потом. Потом? А существовало ли это потом?
— Место… В долине, далеко отсюда, — прошептала она. — Что-то зарыто. В глубинах земли. И мы не найдем это. Не найдем вовремя.
Коль заволновался. Его маленькая Анна-Мария, у которой всегда была такая ясная голова, бормотала какую-то бессмыслицу. Это не предвещало ничего хорошего.
— И далеко отсюда, на юге. Там был Хейке… Интересно, он тоже находится глубоко под землей?
— Хейке?
— Нет-нет. Большой страх. А Хейке — он добрый! Господи, неужели они никогда не закончат копать в этой узкой дыре? Она заплакала.
— Так больно, Коль!
Он погладил ее запыленные и спутанные волосы.
Что еще он мог сделать? Ничего!
— Ты не боишься? — спросил он удивленно.
— Если бы тебя здесь не было, я бы боялась.
Да. Он мог это понять. Поэтому он и был с ней. И — наконец.
— Ларс свободен! Мы выходим!
— Он жив? — прокричал в ответ Коль.
— Не знаем.
Они медленно-медленно вытянули Ларса. Положили его на носилки, которые захватили с собой. Те, что стояли у Коля в сарае. Двое, начавшие работать первыми, заторопились унести Ларса и исчезли за завалом. Анна-Мария почувствовала приступ отчаяния. Они были свободны, они скоро выйдут отсюда.
— Ну, остались вот эти двое, — напряженно проговорил Коль. — Попытайтесь поднять эту балку! А я буду держать девушку. А потом позаботьтесь о том, кто внизу. Попытаемся вытянуть его, пока все не рухнуло. Не думаю, что его серьезно ранило. Просто зажало. Столбы защитили его.
