хирурга.
Главный врач глубоко вздохнул и сказал:
— Иногда я вообще начинаю сомневаться в том, что на свете есть здоровые люди… Кстати, я начну небольшое расследование в два часа дня и собираю весь персонал. Надеюсь, ты тоже придешь, Кристоффер!
— Да, конечно. Как прошел осмотр? Я имею в виду…
— Свою протеже? — теребя верхнюю губу спросил главный врач. — Она совершенно пришла в себя.
— Что?.. — воскликнул Кристоффер и тут же бросился к двери. — Извините…
— Не питай особых надежд! — крикнул ему вдогонку главный врач. — Это просто мимолетная вспышка, какие бывали и раньше, последний протест, если угодно…
Но Кристоффер уже не слышал его.
Сначала он побежал в корпус, чтобы убедиться, что Марит в самом деле очнулась. Так оно и было, и она явно обрадовалась, увидев его.
— Постарайтесь продержать ее в сознании, — лихорадочно попросил он сидящую в палате медсестру. — Любыми средствами, лишь бы она еще немного пробыла в сознании. Я скоро вернусь.
Двое медсестер стали свидетельницами того, как священник обвенчал Марит из Свельтена с ее героем, Кристоффером Вольденом из рода Людей Льда. С самого начала она лежала с открытыми глазами, дыхание ее было напряженным, взгляд был затуманенным, но она шепотом отвечала в положенных местах, и лицо ее выражало такую тихую радость, что священник время от времени шмыгал носом, а медсестры вытирали слезы.
Священник выразил сомнение в том, следует ли венчаться человеку, которого несколько дней назад причащали перед смертью. Конечно, это можно было назвать вынужденным венчаньем, можно было обойтись и без оглашения имен вступающих в брак, и сам священник считал достойным похвалы поступком выполнить последнюю волю умирающего.
В момент венчания Кристоффер совершенно не думал о себе, он думал только о том, чтобы обрадовать Марит. Дать ей понять, что она принадлежит к человеческому сообществу, что кто-то любит ее и готов соединить с ней свою жизнь. Он не знал, насколько она сама осознает плачевность своего нынешнего состояния. Но ее преисполненный печали взгляд говорил ему о том, что она не питает особых иллюзий на будущее.
Однако она была рада и счастлива, и Кристоффер просидел у нее до двух часов, когда должно было начаться расследование. Она, разумеется, очень скоро опять погрузилась в забытье и едва ли могла слышать поздравления присутствующих. Когда он покинул ее, она была уже без сознания, и он осторожно поцеловал ее чистый лоб.
«Я обещал жениться на ней, — думал он, выйдя из палаты. — И мне удалось сдержать это обещание».
На этот раз он был горд собой.
Все собрались в кабинете главного врача.
Всех опрашивали по очереди — уборщиц, привратника, санитаров, медсестер и врачей. Кухонного персонала в больнице не было, если не считать одного-единственного повара. Медсестры сами разносили еду.
Никаких новых подробностей выявлено не было. Все оставалось совершенно непостижимым, и уборщица плакала, чувствуя, что все подозрения падают на нее, потому что только она ежедневно открывала и закрывала окна. Хотя в зимнее время окна не открывались по несколько дней. Подозреваемым чувствовал себя в той или иной степени каждый, и ситуация — при всей ее неясности — была крайне неприятной. Конечно, все это произошло по чьей-то небрежности, но небрежность недопустима, когда имеешь дело с больными.
— Кто-то же должен был все это натворить, — сказал главный врач.
— Скорее всего, дело было так: окно осталось открытым, и поскольку за рамами оказались гардины, оно не могло само по себе закрыться. Марит попыталась взять колокольчик и уронила его на пол, и когда она поворачивалась, одеяло соскользнуло с постели.
Кристоффер, его коллега и несколько медсестер отнеслись к этому весьма скептически.
— Я тоже сомневаюсь в этом, — сказал главный врач. — Марит не могла ни повернуться, ни протянуть руку к тумбочке, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно открыть окно!
— Конечно, не могла! — хором подтвердили медсестры. — Она не могла поднять голову с подушки!
— Это сделал кто-то другой, — сказал Кристоффер. — Мы выяснили, что никто из нас этого не делал, но ведь не только мы заходим к больным. Разве священники, дьяконы и представители свободной церкви не наведываются время от времени к пациентам?
— Наведываются, — согласился главный врач. — Но вчера, я думаю, никто не приходил… Впрочем, я не знаю.
— Подождите-ка, — сказал один из врачей. — Одного человека мы забыли опросить.
— Кого же это?
— Старика Йоханнеса.
— Да, но он же не ходит, у него парализованы ноги! И почему он, пациент…
— Нет, нет! Я имею в виду то, что он почти всегда сидит на своей кровати и смотрит в окно.
— И из его окна виден вход в корпус, где лежит Марит! — добавил Кристоффер. — Он должен был видеть, кто входил и выходил вчера!
— Возможно, у него самого были посетители.
— Этого не может быть! Йоханнеса никто никогда не навещает. Пойдем и спросим у него.
Главный врач, Кристоффер и одна из медсестер вышли. Остальные разошлись по своим местам.
За долгое время пребывания в больнице Йоханнес превратился в тщедушного старика. Однако он живо откликнулся на просьбу врачей.
— Да, дайте вспомнить… Вчера в корпус заходили многие. Доктор Вольден, например…
— Это нам известно, — сказал главный врач. — Думаю, речь идет только о послеобеденных посетителях, поскольку до этого все было в порядке. Вспомни, кто заходил туда в отведенное для посещений больных время. Конечно, многие приходили в другие палаты, но назови тех, кого ты запомнил, Йоханнес!
— Да… Приходил мужчина с девочкой-подростком, которую держал за руку.
— Это был Карлсен, навещавший свою жену, — сказала медсестра. — Он приходит каждый день.
— Да, это был он. А потом пришли Пер Рыбак и Бьёрн Лесной, а потом две пожилые дамы, которых я знаю — они ходят к фру Мадсен, а потом пришла Аманда и… была еще одна молодая, хорошо одетая дама, а потом пришел Петтер, у которого стеклянный глаз и…
— Подожди немного, ты слишком торопишься, — перебила его медсестра. — Я знаю, к кому ходят все, названные тобой, кроме той молодой дамы.
— Как она выглядела? — ни о чем не подозревая, спросил Кристоффер.
— О, смотреть на нее было просто загляденье! Красное пальто, отделанное мехом, наверняка дорогим, потому что на вид она была богатой. Кстати, мне показалось, что это дочка советника! А впрочем, его дочь я не видел уже несколько лет, но уж очень та была на
