дверь.
— И внуку? — Силье была удивлена.
— Внуков у него много. Он едва их терпит. А когда они приезжают сюда, то должны вести себя тихо и сидеть в другой комнате. А ведь они законнорожденные!
— Так что у вас были серьезные причины отказаться от ребенка?
— Да, конечно, хотя я поступила трусливо и малодушно. Но у меня не было другого выхода. Я не думала о последствиях. Дорогая Силье… ведь я могу вас так называть? Мне надо все обдумать… Теперь-то уж я ни за что не откажусь от своего сына. И позабочусь о вас. Ведь все это время он жил с вами. Но мне надо время. Пока расскажите о себе, а я решу, что делать.
В ней вдруг появилась энергия, глаза заблестели. Силье порадовалась за нее.
— А ваша мать… Вы расскажите ей?
Шарлотта долго размышляла:
— Даже не знаю. Видите ли, трудно сказать, как она к этому отнесется. Давайте сделаем вот что. Вы вернетесь немного погодя, а я пока все обдумаю…
Силье была взволнована. Шарлотта облокотилась о стол, подперев рукой голову:
— Нет, тоже не годится. Ведь вам некуда идти.
— Да. Последние остатки пищи мы съели сегодня утром.
— Боже, голова идет кругом. Я так хочу его увидеть. И так раскаиваюсь… Я попрошу у него прощения… Нет, не могу.
— Знаете, я тоже как-то растерялась, — проговорила Силье. — Когда я пришла к вам, то не знала, что буду делать и говорить. Я была в панике. Мне кажется, фрекен Шарлотта, что ваша мать все поймет.
— Да?
— Может быть, не сразу. Но если бы моя родная дочь страдала так, как вы, то я бы сделала все, чтобы помочь ей. Я, наверно, рассердилась бы, обругала и наказала бы ее… но потом помогла. Думаю, нам нужен совет более зрелой женщины, ваш отец дома?
— Нет, ездит по округе. Приедет не раньше, чем через несколько дней. И слава Богу. — Последние слова предназначались не для ушей Силье, да и сказаны они были так тихо, что вряд ли кто мог их расслышать.
Силье молча ждала. Звуки улицы почти не доносились сюда через высокие, драпированные бархатом окна. Крики торговцев, ржанье лошадей…
— Ладно, — сказала Шарлотта. — Я буду сильной. Слишком долго я боялась. Пойду за матерью, а заодно попрошу принести нам поесть. Вы давно ели?
— Вчера вечером. Хлебную корку.
— Что? Я сейчас же пришлю еду. Останемся здесь, чтобы слуги не смогли нас подслушать.
Шарлотта остановилась в раздумье:
— Отказаться от собственного сына? Нет и еще раз нет.
Полная решимости и страшно нервничая, она направилась к двери.
— Может, вы хотите поговорить с матерью наедине?
— Нет. Без вас я не осмелюсь. И потом, я хочу услышать обо всем, что произошло за эти пять лет! Я ведь даже ничего не знаю о вас.
Силье ждала у окна. С удивлением обнаружила, как сильно дрожат руки. Впрочем, это совсем не странно.
Она еще раз огляделась. Обстановка в комнате была изысканной. У стены стоял изящный столик для шитья. Силье погладила обои из тисненной кожи. Интересно, как их делают? Она обратила внимание и на кровать с балдахином, на неяркие элегантные цвета покрывала.
А они с Тенгелем так гордились своим витражом. Витраж! У них не было даже стены, не то что дома! Но, быть может, этот витраж значил для них с Тенгелем больше, чем вся эта роскошь для Шарлотты?
Тут Силье услышала голоса.
— Ты с ума сошла, как можно оставлять эту нищенку одну в комнате? Она же все украдет!
— Не бойтесь, мама!
— Что с тобой, Шарлотта? — вдруг спросила баронесса. — Такого живого блеска в глазах я не видела у тебя уже много лет. Что за тайны тебя распирают?
Они вошли в комнату. Силье присела еще раз, не стесняясь своего убогого вытертого платья.
— Я сказала, чтобы сюда принесли еду на всех. — Шарлотта явно нервничала. — Пожалуйста, к столу!
Все трое сели. Шарлотта нервно сглотнула, она была бледна, но щеки ярко горели румянцем.
— Мама, я должна вам кое-что рассказать. Надеюсь, вы поймете меня.
— Что ты придумала? Ой, надо же, а вот и шаль, что мы так долго искали!
Баронесса взглянула на Силье так, словно та украла эту шаль, а теперь принесла назад, не выдержав угрызений совести. Но откуда такое смятение? Ведь все знают, что эти плебеи воруют все, что могут утащить.
Шарлотта дрожала всем телом. Но глаза блестели от радости. Все эти годы она только и думала как бы повернуть время вспять. Уж тогда бы фрекен ни за что не бросила ребенка, до дна испила бы горькую чашу стыда.
— Ну, что же ты собираешься сообщить мне?
— Мама… Помните, пять лет назад я вела себя очень странно?
— Да, этого я никогда не забуду. А потом ты все время ходила как в воду опущенная.
Шарлотта кивнула:
— До сегодняшнего дня. А теперь я расскажу вам все.
Баронесса снова взглянула на Силье:
— Это как-то связано с ней?
— Это она попросила меня рассказать вам обо всем. Она считает, что нам потребуется совет и поддержка более зрелой женщины.
— Я слушаю!
Шарлотта глубоко вздохнула:
— Я родила ребенка.
Мать уставилась на нее:
— Фу, что за чепуха! К делу.
— Но это правда!
— Не глупи. Я бы увидела. Ты же все время была на виду.
— Это правда, поймите. Никто не заметил! Одежда скрывала мое тело, а я всегда была очень худа. И потом, я тщательно шнуровалась.
— Нет, Шарлотта, этого я понять не могу. Чтобы моя дочь… А потом горничная бы наверняка…
— Эта гусыня? Я все время обманывала ее, одевалась только сама.
— Шарлотта, я надеюсь, это несерьезно?
— Напротив. — Дочь явно была испугана, но решимость не оставляла ее. Но почему ей не верят! — Я родила на сеновале, завернула ребенка в эти вещи и оставила в лесу. Потом горько раскаивалась и беспрестанно плакала, но сделать ничего не могла. Я даже хотела уйти в монастырь, если помните…
Баронесса Мейден широко распахнула глаза:
— Не верю ни одному твоему слову!
