глаза, нездоровый, уставший вид.
«Его бы самого уложить в кровать полечиться и отдохнуть», — подумал Йохан.
— Нет, я н-не ранен, — с трудом выдавил он. — Просто очень устал. Но за мной такой уход!
— Давайте, я посмотрю вас, — Тенгель сдернул одеяло. Йохан съежился.
— Нет, нет, спасибо. Уверяю вас, со мной все в порядке.
Он страшно испугался, что Тенгель может увидеть бумаги, спрятанные на поясе. В бумагах подробно перечислялись сведения, необходимые для осуждения ведьм.
Для поимки обычных ведьм не требовалось письменных доказательств. Если, например, корова переставала доиться, то в этом, естественно, были виноваты соседи. Достаточно только донести на них, пожаловаться, что те навели порчу на скот. Для суда достаточно было устного доноса, и виновников судили за колдовство.
Если, скажем, мужчина ломал руку, то виновата всегда оказывалась женщина, находившаяся поблизости. Значит, у нее был дурной глаз. Случалось, что женщина, взятая за колдовство, доносила, в свою очередь, на других. По доносу забирали остальных и подвергали разнообразным пыткам, — к примеру, водой. Женщину просто-напросто бросали в воду. Если она умела плавать, то была ведьмой, и отправлялась прямиком на костер. Если тонула, то была невинна. Все очень просто.
Герр Йохан и в самом деле чувствовал себя спасителем рода человеческого. Выжигал скверну огнем и мечом, спасал мир по Божьему повелению.
Йохан знал, что ему придется несладко, если самый известный придворный лекарь будет осужден без должных доказательств.
— Что ж, как хотите, — Тенгель не настаивал; снова укрыл больного одеялом, подумав что тот, вероятно, очень стеснителен.
— Мне у-уже лучше, — быстро проговорил герр Йохан. — Завтра, наверно, встану.
Лекарь внимательно оглядел парня. Ему казалось, что что-то здесь не так, но никак не мог понять, что именно. Почувствовав его скептический взгляд, Йохан сильнее сжался под одеялом.
«Лучше убраться отсюда подобру-поздорову. Иначе лекаришка убьет меня. Вне всякого сомнения».
Оставшись один, Йохан уснул. Проснулся он внезапно. Около его кровати кто-то стоял со свечой в руке.
— Здравствуй, медведь! — услышал он смешливый голос, рассыпавшийся по его телу словно драгоценные жемчужины. — Здравствуй, белый медведь!
— Что? — ошеломленно переспросил Йохан.
Девочка весело рассмеялась и бесстыдно уселась на край кровати. «Она, верно, еще очень юна», — пронеслось в голове у Йохана.
— Есть такая сказка, — смущенно объяснила она. — Не слышал? Медведь, превращающийся ночью в прекрасного принца. Ночью он спал в одной постели с принцессой. Однажды принцесса зажгла свечу, ей так хотелось увидеть своего возлюбленного. Капля воска упала на лицо принца, он проснулся и очень рассердился. Ты тоже сердишься?
Йохан был очарован сказкой. Едва проснувшись, он не четко понимал, где сон, а где явь.
— Нет. Да нет же. Меня зовут…
— Я знаю. Ты герр Йохан. Но не понимаю, почему ты здесь. Ты совершенно здоров.
Йохан покраснел:
— Я просто очень устал. Но теперь почти пришел в себя.
Глаза парня постепенно привыкли к темноте, и он смог как следует разглядеть девочку. Она была очень красива; глаза манили, губы улыбались. Йохан удивился, как это она могла узнать, что с ним все в порядке. Не осматривала же она его, пока он спал?
Словно отвечая на его мысли, девушка сказала:
— Видишь ли, мне достаточно прикоснуться к тебе, и я сразу могу определить, болен ты или нет. Даже по запаху. Тенгель тоже так умеет.
— Так это вы — Суль? Малыш рассказывал мне про вас.
— Только, пожалуйста, не говори мне «вы». Я еще не так стара. Тенгель — мой дядя. Он и Силье заботится обо мне и о Даге — ну, о том, что живет в Гростенсхольме. Мы у них уже давно. И они очень любят нас. Даже настоящие родители не смогли бы полюбить нас сильнее. Иногда меня ругают. Конечно, я не такая хорошая, как Даг. Но я знаю, что Силье с Тенгелем любят меня, потому и ругают. Я довольно своенравна и почти всегда делаю то, что хочу.
Йохан приподнялся на локте. Можно начинать допрос. Сама напросилась.
— Ты говоришь, у тебя необычайно чувствительные руки. Но почему?
— Мы унаследовали эту способность от наших предков, — охотно ответила девочка.
Йохан решил рискнуть.
— Знаешь, у меня что-то случилось с рукой, не чувствую ее от кисти до локтя. Кожа прямо как мертвая.
Он солгал, но пора было приступать к делу, начать собирать доказательства. У всех ведьм на теле был такой участок кожи. Так Сатана помечал своих слуг. Девчонка, верно, станет более откровенной, увидев, что между ними есть что-то общее.
— Как странно! И что, ты совсем ничего не чувствуешь? — с вежливым интересом спросила она.
— Нет.
Неожиданно Суль здорово ущипнула его и Йохан едва удержался от крика.
— Нет, ничего, — солгал он.
— А ты не так уж безобразен, — оценила она. — Тебе бы волосы подлиннее да не такие узкие, злые губы. Тогда тебя можно было бы назвать красивым. Хотя, конечно, до Клауса тебе далеко. Он работает на усадьбе. Знаешь, иногда мне кажется, что я влюблена в него. А ты когда-нибудь влюблялся? Я что-то никак не могу понять — люблю я его или нет. Как ты думаешь?
— Не слишком ли ты молода для любви? — спросил он, думая о чем-то своем. Лично ему Клаус не понравился.
— Мне уже почти пятнадцать.
«О Боже! Так она еще совсем ребенок! Но в ней удивительным образом сочетается молодость и зрелость».
— Твой брат сказал, ты занимаешься колдовством?
— Аре, что ли? Да он что угодно наболтает. Подержи-ка свечу, я кое-что покажу тебе.
Суль взяла пирожок и положила его на ладонь. Прикрыла другой рукой, отвлекая в это время внимание Йохана разговором. И вдруг раз — и пирожок исчез.
По спине Йохана пробежал холодок. Если это не колдовство, то что же это такое?
— А теперь смотри, как это получилось, — смеясь, Суль приступила к объяснениям. Медленно повторила фокус, и Йохан покраснел от стыда. Как все просто! И никакого колдовства.
Он вздохнул с облегчением. Простите, господа судьи, но я ошибся. Я ведь впервые вышел на охоту за ведьмами.
Каждый раз, когда его коллеги обнаруживали очередную ведьму, они устраивали большой праздник. Йохан всегда дрожал от радостного возбуждения, слыша весомые слова приговора — или пытка, или костер.
Справедливость торжествовала. Он сжал губы. В борьбе за правое дело нельзя быть
