завладеть моим добром. Другие женщины, пожалуй, подавили бы отвращение и пошли на… Но не ты. И знаешь ли, я даже уверен, что был бы немного разочарован, если бы ты сказала «да». Художник не идет на сделку с собой ради удобства.
Теперь он снова перешел к благородному призванию художника. Эта тема была поистине его любимым коньком. Он помолчал.
— О Силье, мне кажется, все так грустно. В настоящее время абсолютно грустно.
— Да. И я боюсь, господин Бенедикт. За всех нас. Но особенно за детей.
Так закончился год. Год больших и глубоких изменений в жизни юной Силье. Она ждала, что принесет с собой год 1582. Скоро она это узнала. Три дня спустя Абелона нанесла удар, жестокий и разящий.
В кухню, когда обитатели дома, кроме Абелоны и ее детей, сидели и ели, стремглав вбежал работник. У него был ошалелый вид.
— Нам грозит опасность! Эта… она попросила меня покатать ее и ее детей. Я подслушал их разговор. Они намеревались ехать к фогду и донести на Силье.
Бенедикт вскочил.
— Что? Почему?
— Она узнала от одного из соседей, что Силье видели на лошади вместе с Тенгелем.
— О, господи Боже, — простонал Бенедикт. — Значит, Силье обвинят в том, что она сожительствовала с учеником Дьявола, бессмертным Тенгелем!
— Но это неправда, — оборвала его Силье. — Тенгель не бессмертный. А я девушка, я могу это доказать, если необходимо!
— Дорогое дитя, — сказал Бенедикт. — Здесь не поможет никакая девственность. Если подручные фогда схватят тебя сейчас, то ты мертва! Они станут мучить твое тело, медленно… и они будут этим наслаждаться. Но сначала они вытянут из тебя все о Тенгеле и Людях Льда, так что за собой ты потянешь и других. Да, вероятно, они возьмут и детей, потому что ты и Тенгель могли их околдовать. Для властей ты теперь первоклассная ведьма — из-за своего общения с человекозверем. А ты знаешь, как они наказывают ведьм, не правда ли?
— Что же нам делать?
— Я не знаю, не имею понятия. Вы должны отсюда исчезнуть. Но куда — и как? Значит, она добилась этого, чертова баба! — Бенедикт обратился к работнику.
— Ты должен сейчас же выйти отсюда, чтобы Абелона не заподозрила. Поезжай так тихо, как только возможно, так чтобы у Силье и детей осталось время.
Работник кивнул и пошел к двери. Силье догнала и обняла его. Грубоватый парень прослезился. Он попрощался с детьми.
— Вас не должно быть здесь, когда я вернусь. Не должно!
Как только экипаж выехал со двора, начались лихорадочные сборы. Все, что принадлежало Силье и детям, было упаковано в несколько узлов, женщины отдали ей также всю свою одежду, без которой могли обойтись. Бенедикт принес небольшой, в свинцовой раме мозаичный витраж, который он сделал сам. Было совершенно невозможно взять его с собой, но Силье не могла оторвать от картины глаз. Он сунул ей также книгу с чистыми страницами, которую сделал сам, и сказал, что это альбом для эскизов. Если ей захочется рисовать. Она получила от него прекрасное перо и несколько угольных карандашей. Силье пыталась сказать спасибо, но оба были одинаково взволнованы, и все закончилось слезами и объятиями.
Старые сестры плакали и, пока собирали вещи, постоянно обнимали детей. Суль ревела вместе с ними, не понимая, почему.
— Но ведь Силье не сможет унести все это с собой, — сказал Бенедикт с испугом, когда все было готово. Все собрались вокруг и посмотрели. Силье поднесла руку ко рту.
— Если бы все не было так трагично, то я бы рассмеялась, — сказала она, устремив безнадежный взгляд на огромную кучу вещей.
Грета и Мари немножко похихикали и снова заревели. Никто не хотел думать о том, что Силье с детьми пора отправляться в путь.
— Но куда же ты пойдешь, дружок? — жалобно спросила Грета.
Силье помедлила.
— Тенгель был здесь поблизости на Рождество. Это его я посетила тогда. Я не хочу говорить, где, вам лучше не знать, в случае, если вас будут допрашивать. Но я не думаю, что он ушел отсюда, хотя сейчас я не видела там признаков жизни.
— Но разве ты с детьми можешь укрываться там одна?
— Как раз на это я и надеялась. Но я опасаюсь, что они могут найти нас по свежим следам на снегу.
— Да, ты права. Боже, что же нам делать? Спрятать вас в конюшне?
— А если маленький Даг будет кричать? — сказала Грета.
И тут все разом вскочили, Во двор кто-то рысью въехал на коне.
— Они уже здесь? — испуганно закричала Мари. — О, прячьтесь, прячьтесь!
— Нет, — сказал Бенедикт с облегчением. — Это не они.
Все выбежали из дома и увидели, как Тенгель спрыгнул с коня и направился к ним. Старые женщины совсем забыли о своем страхе перед Людьми Льда.
— Что здесь происходит? — спросил он.
— Ты это почувствовал? — спросила Силье, испытывая испуг и чувство облегчения одновременно.
Он криво усмехнулся.
— На этот раз все было, пожалуй, проще, чем раньше. Я ехал через горы на юг. Наверху я ненадолго остановился, обдумывая, не проехать ли мне здесь. Мне хотелось еще раз попрощаться, но я не был уверен, нет ли засады. Но тут я увидел на дворе суматоху и тогда решил выяснить все сам.
Бенедикт быстро объяснил, что произошло.
— Ты являешься точно посланец неба, — закончил он, забыв о том, что внушающий страх гость считался выходцем из совсем других краев.
Тенгель очень побледнел. Его взгляд скользил по заплаканным лицам и остановился на Силье.
— Спасибо, Господи, что я все-таки приехал сюда!
Мари вздрогнула и перекрестилась. Тенгель заметил это и потерял самообладание.
— Разве отлученному запрещается даже произносить имя Божье? Разве вы непременно хотели бы низвергнуть меня в самую крайнюю бездну? Что вы знаете о моей душе? Что у меня ее нет, вы в это верите?
Мари и Грета виновато опустили голову. Тенгель взял себя в руки и обратился к Бенедикту.
— Двуколка ждет меня к югу отсюда, в долине. Если мы только доберемся туда… Но лошадь не осилит груз — меня, Силье, двух детей и эту поклажу.
— Абелона взяла единственную годную коляску, которая у нас есть, — сказал Бенедикт. — А для саней на дороге слишком мало снега. Но вы можете взять кобылу. Оставьте ее на хуторе, что внизу у моста, работник потом заберет ее.
— Хорошо, — сказал Тенгель.
— Но что будет с вами, господин Бенедикт? — спросила озабоченно Силье. — Они ведь не арестуют вас за это?
— Да нет.
— Куда мы отправимся?
Мужчины молча смотрели друг на друга. Наконец, Тенгель прервал это молчание.
— Для Силье сейчас существует только одно направление.
