паром утащит меня на дно.
Бенедикте тихо подошла к группке на церковном дворе. Она пристроилась к Сандеру, стоявшему с краю группы.
Мортен Хьортсберг продолжал:
— Да, и немцы рассказали мне, что они вернулись назад сюда, чтобы попытаться найти одного из своих пропавших друзей.
— Только одного из них? — сказал Сандер. — Разве их было не трое? Вас разве с самого начала было не пять человек?
Один из немцев отвечал на ломаном норвежском:
— Почему же. Но остальных мы… нашли. Один утонул, а другой…
— Я знаю, — сказал мрачно Свег. — Повешен и обескровлен, так?
— Да, точно так. И мы хотели выяснить, что же случилось с третьим.
— Выяснили?
— Нет. Еще нет. Он пропал бесследно.
— Они пропали одновременно? — спросил Сандер.
— Да, двое последних. Это было осенью, и они держали в строжайшем секрете то, чем они здесь занимаются. Но один из нас слышал короткий разговор между ними, и тогда один из них сказал что-то о «большой чистке». Мы так и не поняли это, но они пропали.
— Где вы нашли того мертвого? — спросил Сандер. — Того… принесенного в жертву.
— На берегу, он плавал в озере. Сандер замер.
— Но, Господи, какие же мы глупцы!
— В чем дело? — сказал Свег.
— Жертвенная роща!
Сандер бросился бежать, обогнув церковь. Остальные последовали за ним, сперва неуверенно, затем постепенно все убыстряя шаг.
За церковью к озеру сбегала луговина. Вначале они попали на маленькое кладбище, сразу за церковью, затем вышли на луг. Они видели Сандера далеко впереди себя, он спускался по дороге к маленькому возвышенному полуострову, вдававшемуся в озеро. К холму с венком из деревьев на вершине.
Уже издалека они увидели, что с деревьями на полуострове творилось что-то необычное. На одном из них висел, покачиваясь на ветру, непонятный предмет или, скорее, странный плод.
9
Бенедикте казалось, что ее ноги парализованы, но они продолжали механически двигаться по траве, по этой невероятно красивой горной траве с вкраплениями колокольчиков, погремков и пустырника. Внезапно она почувствовала, как это, должно быть, жестоко — топтать всю эту красоту грубыми башмаками.
— Нет, Боже мой, — жаловался Свег, пока бежал, и Бенедикте услышала, что на этот раз он не бессмысленно использовал эти слова, но действительно вкладывал в них свое чувство, это была настоящая молитва. Может быть, и раскаяние тоже, за все те моменты, когда он издевался над Ульсеном и давал ему обидные прозвища.
Они бежали, вытянувшись в длинную цепочку, по узкой полоске суши. Зачем они бежали, наверное, никто из них не знал, ведь они все равно не могли успеть вовремя.
Они так и не успели.
Ульсен был мертв. Очень, очень бледный, да, мраморно-белый, поскольку в теле не осталось ни капли крови. На горле был виден глубокий надрез. А ниже, на груди, болтался, как зловещая насмешка, белый, с металлическим блеском кружочек на тонком кожаном ремешке.
— О, нет, нет, — вскричала Бенедикте, словно она хотела убрать это жуткую картину только с помощью магических слов.
Не надо было внимательно рассматривать кружок, чтобы понять, что это брактеат с изображением таинственной «Н»-руны. «Н» в честь Нертхюс.
Никому, собственно, особо не нравился Ульсен. Но никто не пожелал бы ему такой участи.
Немцы и Мортен настаивали на том, что все должны покинуть Ферьеусет, и в этом случае было бы лучше добраться до пастбища, где они жили. Оттуда шла более короткая и ровная дорога вниз, в деревню. В другую деревню.
Свег с этим согласился. Он попросил остальных забрать с собой мертвого на носилках, которые они сделали заранее. Сам же он хотел остаться здесь и предпринять расследование вместе с Сандером и Бенедикте.
— Но вам нельзя здесь оставаться, — возразил Мортен. — Вы разве не понимаете, что это опасно для жизни?
— Вместе с этими двумя я в безопасности, — заверил Свег. — Они эксперты, каждый в своей области.
Мортен посмотрел вопросительно, но не добился больше ни слова в ответ.
Когда остальные скрылись в лесу, образовав длинную процессию на другой окраине Ферьеусета, Свег начал свои поиски.
— Что ты об этом скажешь, Бенедикте? — спросил он, пока искал следы на земле.
— Я не знаю, — сказала она неуверенно. — Я действительно ничего не знаю. Это злое место, вот и все, что я могу сказать, но я… я думаю, что мы взялись не с того конца. И не в том месте.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Сандер. Она обернулась.
— Я не могу точно выразить свои мысли, потому что я и сама не все понимаю. Вы знаете, здесь что-то прячется…
— Довольно, мы это знаем, — сказал Свег.
— Нет, я имею в виду не это. Здесь кто-то или что-то словно упирается. Скрывает все, хоть мало-мальски значимое, от меня. Это необычайно мощные силы.
Она задумалась.
— Но единственная возможность состоит в том, чтобы попытаться их вымотать.
— Каким же образом ты хочешь это сделать?
— Я попытаюсь что-нибудь придумать. Бенедикте освободилась от своих мыслей.
— Но я не думаю, что мы что-нибудь здесь найдем, — быстро сказала она. — Это не само место…
— Оно должно быть здесь, наверное, — убежденно сказал Сандер.
— Ну, ну, но то зло, то, которое ты на самом деле ищешь, оно… его здесь больше нет. Так я думаю, — спокойно закончила она.
Остальные молчали.
Тогда Свег сказал:
— Вы обратили внимание на руки мертвого? На кончики его пальцев?
— Да, — ответил Сандер. — Я их как раз разглядывал. Они были сморщенные, словно он держал их в воде.
— Или полоскал что-то.
— Большая чистка. Это и есть та религиозная церемония, и она посвящена Нертхюс. Ульсен, должно быть, был превращен в ее раба. Вопрос только в том, что же он полоскал? Я не вижу ни повозки, ни какого-нибудь покрывала. Ты это имеешь в виду, Бенедикте? То, что мы ищем, находится в каком-то другом месте?
— Да. Может быть. Я так думаю.
— Но почему Ульсен висел здесь? Почему он не плавал в воде? — пристав Свег был озадачен.
